«Фрам» в полярном море

Между тем лед пришел в движение. С разных сторон образовались трещины. 8 марта я записал: «Трещина, которая образовалась на большом торосе со стороны правого борта, превратилась в широкую полынью, покрытую молодым льдом и простирающуюся до самого горизонта на севере и юге. Любопытно, что наша лодка с нефтяным двигателем вечно попадает в беду, куда ее ни поместишь. Большая трещина раздалась как раз под ней, и, когда мы пришли сегодня утром, корма была уже в воде. Мы решили разломать ее и обшивку из вяза употребить на полозья для парт. Теперь-то уж, наверно, пришел ей конец».

«Среда, 13 марта.

84° северной широты и 101°55 восточной долготы. Дни прошли в хлопотах и напряженной работе. Теперь все в порядке. Трое совершенно готовых нарт стоят на льду. Они укреплены железными скрепами между поперечными перекладинами и стойками. Перекладины вдобавок скреплены сверху ясеневыми брусьями, а снизу защищены продольными бортами из досок. После обеда мы запрягли для пробы собак в нагруженные по-новому нарты, и собаки потащили их как перышки. Дело пошло так хорошо, что лучшего и желать нечего. Мы тронемся в путь на этот раз окончательно, полные бодрости и при свете солнца, с сознанием, что идем навстречу все более и более светлым дням.

Вечером снова был прощальный ужин со множеством сердечных, прочувствованных речей. Выходим завтра утром как можно раньше, если только не проспим из-за ночного пиршества. Вечером я внес несколько дополнений в постскриптум к инструкции Свердрупу».

Прежде чем окончательно проститься с «Фрамом», следует, пожалуй, дать краткое описание снаряжения, на котором мы в конце концов остановились как на самом целесообразном для нашей санной экспедиции.

Я уже упоминал о двух построенных зимою каяках[217], необходимых для переправ через полыньи и разводья во время пути по льду и для плавания по открытому морю, когда мы, наконец, выберемся из льдов.

Сначала я думал взять с собой вместо готовых лодок только парусиновые покрышки, которыми в случае надобности можно было бы обтянуть остов нарты; все было так приспособлено, что можно было достаточно быстро соорудить из нарт судно, вполне пригодное для переправы через полыньи и небольшие пространства открытого моря. Но позднее я отказался от этой мысли и решил взять каяки; с ними я уже свыкся и знал, что во многих отношениях они незаменимы. Хотя в первом случае и можно было на скорую руку превратить нарты в лодку, но все-таки это занимало больше времени, нежели спуск на воду готовых каяков. К тому же на веслах такое судно-нарты, безусловно, шло бы более тяжело, что очень замедлило бы наше плавание на больших пространствах чистой воды, если бы пришлось, например, огибать берега Земли Франца-Иосифа или на пути оттуда идти к Шпицбергену.

В одном, правда, отношении замена каяков нартами могла показаться довольно важной – в отношении веса. Но выигрыш невелик. Вес тех и других покрышек почти одинаков, а экономия на весе каячных остовов давала совсем мало, так как каждый остов весил не более 8 кг.

Кроме того, каяки облегчили нам размещение груза; не будь их, пришлось бы упаковать провиант и вещи в прочные парусиновые мешки, которые тоже ведь весят что-нибудь; теперь же, взяв каяки, можно уложить в них значительную часть провианта, упаковав его в легкие мешки из тонкой ткани. Съестные припасы были там в полной безопасности, защищены от посягательств собак и от порезов в дороге об острые выступы льда.

Парусиновые покрышки вдобавок приходилось бы каждый раз после употребления свертывать и мокрыми укладывать на сани. При низких температурах мокрая парусина непременно затвердела бы, потрескалась и вскоре пришла бы в негодность.

Последнее, притом немалое преимущество каяка состоит в том, что он со своей герметически закрытой палубой представляет лучший вид морской лодки, в которой можно плыть при любой погоде и которая замечательно приспособлена для охоты и рыбной ловли. Мореходные же качества лодки-нарты вряд ли могли нас сколько-нибудь удовлетворить.