Найти снова судно невозможно, а впереди – великая неизвестность. Для нас есть только один путь – вперед, напрямик – все равно, по суше или морю, по ровному или исковерканному пути, по сплошному льду или по льду и воде; и я глубоко убежден, что вперед мы пробьемся. Даже если на пути нашем станет самое худшее: суша и нагроможденный сжатиями лед».
«Среда, 13 февраля. Подушки из пеммикана и сушеных ливерных паштетов готовы. Каяки получат великолепную подстилку. Такие «мясные» подушки едва ли кто-нибудь когда-либо делал до сих пор. Под каждым каяком лежат три подушки, плотно пригнанные к саням. Сверху им, как я уже говорил, придана форма днища каяка. Каждая из них весит 50–60 килограммов. Отдельно каждый мешок весит около 1,5 килограмма.
Все мясное продовольствие в целом (пеммикан и сушеные ливерные паштеты) в трех подушках весит 160 килограммов. Каждый из нас получил легкий спальный мешок из пыжикового меха. Я и Иохансен попробовали поспать в них сегодня под открытым небом, но оба нашли, что спать в них холодновато, хотя было всего -37 °С. Быть может, мы были слишком легко одеты под нашей волчьей одеждой. Сегодня ночью мы повторим наш опыт, одевшись немного потеплее».
«Суббота, 16 февраля. Снаряжение по-прежнему подвигается вперед, но тем не менее еще остаются разные требующие времени мелкие приготовления. Не знаю, будем ли мы готовы тронуться в путь в среду, 20 февраля, как я наметил. День теперь настолько светлый, что мы могли бы, в сущности, выступить и раньше среды. Но лучше, быть может, день-два обождать.
Три паруса для саней тоже готовы. Они сделаны из самой тонкой хлопчатобумажной ткани, имеют в ширину 2,2 метра и в длину 1,3 метра. Рассчитаны они на одиночные нарты, но могут быть соединены и составят тогда парус для двух связанных вместе нарт. Я думаю, что они сослужат нам хорошую службу. Вес каждого паруса 0,6 килограмма. Большая часть продовольствия уже упакована в мешки.
Сегодня вечером снова был сильный напор льда на севере и северо-западе. Ярко горит северное сияние».
ЧАСТЬ II
Глава первая. Неудачное выступление в путь. Снаряжение
«В
торник, 26 февраля (1895 г.). Наконец настал наш день, великий день выступления в путь. Много недель прошло в неустанной работе. Собирались мы тронуться еще 20-го, но несколько раз отъезд откладывался; все еще оставалось докончить то одно, то другое или сделать лучше. День и ночь голова полна забот, ничего нельзя забыть. О, это постоянное напряжение! Ни минуты отдыха, ни на минуту нельзя сложить с себя ответственность, дать волю мыслям, помечтать. Нервы напряжены от утреннего пробуждения и до поздней ночи, когда глаза смыкает сон. Мне хорошо знакомо это состояние! Оно приходит всякий раз, когда наступает момент отправления, и путь к отступлению отрезан. Но еще никогда не проходил я так полно это испытание, как теперь.Последние ночи я не ложусь спать раньше половины четвертого или половины пятого утра. Дело не только в том, что надо взять с собой все необходимое. Ведь остается судно; командование и вся ответственность переходят в другие руки. Нужно ничего не забыть из того, что передается остающимся, не упустить из виду ничего – научные наблюдения и исследования должны продолжаться своим чередом, так, как они шли до сих пор».
Вот настал и последний вечер нашего пребывания на «Фраме». Мы собрались на прощальное собрание. Удивительно грустным образом переплетались воспоминания о прошлом, обо всем пережитом здесь, с надеждой и верой в то, что принесет с собой будущее. Спать я не ложился до самого утра: надо было послать письма и последние приветы домой на случай непредвиденного. И еще одно из последних дел – написать инструкцию Свердрупу, которому я передавал командование над экспедицией[250]
.«Теперь, наконец, должно бы успокоиться сердце. Пришло время работать ногам и рукам. Утром все было готово к выступлению в путь. Пятеро товарищей, Свердруп, Скотт-Хансен, Блессинг, Хенриксен и Мугста, пожелали проводить нас и взяли с собой нарты и палатку. Вот и утро. Четверо нарт нагружены и увязаны; собаки запряжены. Завтрак сервирован на скорую руку, по-походному. Запили его мальц-экстрактом. Сердечные рукопожатия на прощание, и мы двинулись в путь.
Было ветрено, шел снег. Я пошел впереди, прокладывая путь, за мной Квик, запряженная коренником в первые нарты. За нами гуськом среди громких окриков, щелканья бичей и собачьего лая следовали остальные нарты. С кормы «Фрама» загремел салют: выстрел за выстрелом прорезал снежную метель.
Тяжело нагруженные нарты медленно подвигались вперед; они совсем останавливались, когда подъем становился слишком крут; тогда всем приходилось спешить на помощь, так как сил одного человека явно не хватало. Зато по ровному, гладкому пути нарты неслись как ветер, и лыжники едва за ними поспевали. Мне тоже приходилось мчаться во всю мочь, чтобы не запутаться в постромках, едва меня нагоняли нарты.