«Фрам» в Полярном море

Лед, по которому мы теперь идем, поразительно гладкий. Новых торосов или совсем нет, или их очень мало. Попадаются только небольшие старые неровности, иногда с довольно глубокими сугробами снега между ними, да эти странные, широкие, бесконечные полыньи, которые все похожи одна на другую и идут совершенно параллельно. И все они совсем не сходны с теми, которые попадались нам раньше. Примечательна их особенность: тогда как в прежних, насколько я замечал, по северной стороне полыньи лед движется на запад по отношению к тому, который лежит на южной стороне, здесь как раз наоборот: на запад идет южный лед.

Из боязни, что нас постоянно сносит к западу, я придерживался довольно восточного курса, а именно ЮЮВ или еще восточнее, смотря по тому, как позволял лед.

В честь 17 мая мы устроили, правда уже 18-го, роскошный праздничный обед из лабскоуса, брусничного киселя (на сладкой муке) и лимонного меда[297]

. Наевшись досыта, заползли в спальный мешок».

По мере продвижения к югу лед становился все более неровным и все труднее было двигаться вперед. И лишь местами попадались сравнительно хорошие, ровные участки, но они часто пересекались широкими полосами исковерканного льда и полыньями, которые все время отравляли наше существование и усложняли наш путь.

19 мая у меня записано, что «я взобрался на самый высокий торос, на какой только мне доводилось подниматься. Измерил его довольно тщательно; он возвышался надо льдом примерно на 24 фута (7,3 метра), но поскольку лед сам несколько поднимается над водной поверхностью, то общая высота этого тороса не менее 30 футов (9,2 метра). Он представляет собой гребень короткой, но извилистой гряды, состоявшей из небольших льдин».

В этот же день мы впервые за все время нашего блуждания по льду увидали медвежий след. Нас это сильно обрадовало; значит, мы подошли к местам, где бродят медведи; теперь можно рассчитывать рано или поздно полакомиться жареной медвежатиной.

20 мая закурилась страшная метель, которая сделала невозможным движение по этому неровному льду. «Следовательно, ничего другого не остается, как заползти опять в палатку и спать сколько можно. В конце концов голод дал себя знать, и я вылез, чтобы сварить похлебку из печеночного паштета. Выпив чашку горячего питья из сыворотки, я снова забрался в спальный мешок, чтобы сделать записи в дневнике или же, если захочется, вновь задремать. И вот лежим мы тут в бездействии, выжидая, когда наконец уляжется непогода и можно будет снова пуститься в путь.

Едва ли мы находимся сейчас далеко от 83°10' северной широты, и потому должны бы уже достигнуть Земли Петермана, если она лежит там, где указывает Пайер. Но или мы, черт побери, заблудились, или земля эта очень невелика. Между тем, наверное, этот ветер относит нас на запад, в море, к Шпицбергену. Бог весть, какова здесь скорость дрейфа! Но я вовсе не отчаиваюсь.

У нас как-никак осталось еще 10 собак. Если даже нас пронесет мимо мыса Флигели[298]

, то и дальше к западу встретится земля, и там уж ошибки быть не может. С голоду во всяком случае мы вряд ли умрем. Если даже впереди нас ждет неудача и придется зазимовать в этих краях, мы готовы и на это. Беда только, что нас ждут дома!.. Барометр неуклонно падает: значит, дело затянется, но ничего, выдержим».

На следующий день (21 мая) после полудня удалось, наконец, двинуться в путь, хотя по-прежнему продолжалась сильная метель, так что местами в снегопаде мы шли как слепые.

«Ветер был крепкий и дул прямо в спину; лед оставался довольно ровным. В конце концов я поставил на свои нарты парус. Они пошли почти сами собой, но аллюр собак от этого ничуть не изменился – они по-прежнему едва плетутся. Несчастные животные все больше и больше изнемогают, – снег такой рыхлый и тяжелый».

Прошли в этот день по нескольким замерзшим полыньям; должно быть, немного времени тому назад здесь было поразительно много открытой воды.

«Думаю, что не слишком сильно ошибусь, предполагая, что мы прошли сегодня три мили и, значит, оставили 83-й градус позади. Между тем нет никаких признаков земли. Это становится все более загадочным».

«Пятница, 24 мая. –7,4°С (минимальная температура –11,4 °С). Вчера у нас был самый трудный день за все время. Полынья, которая вынудила нас позавчера остановиться, оказалась хуже всех прежних. После завтрака, в час ночи, пока Иохансен занимался починкой палатки, я побрел вперед на поиски перехода, но, проблуждав часа три, так ничего и не нашел. Оставалось только идти вдоль полыньи на восток в надежде, что где-нибудь в конце концов найдется переход.

Но поиски эти длились много дольше, нежели мы предполагали. Когда подошли к месту, где полынья как будто кончалась, лед там трескался во всех направлениях, вдоль и поперек; льдины стремительно наскакивали одна на другую и крошились – о безопасном переходе нечего было и думать. Там, где я минуту назад еще мог перейти, в следующий момент (когда я приходил вторично с собаками и нартами) лежала открытая полынья.