Франсуа Вийон

Припомни лучше о Мишо -И в Сен-Сатюре под СансерромТы порезвишься хорошоС его наследником Футером [161] .

Мишо – это родовое имя, имя распутника. «Прыжок Мишо» – это половой акт. Футеор – это персонаж фаблио, хорошо известный любителям за его кипучую мужественность. Где же ему еще быть похороненным, как не в Сен-Сатюре, который по звучанию напоминает слово «сатир», между тем как Сансерр рифмуется с Футерр?

«Большое завещание» завершается темой нищеты, где слово поэта особенно полновесно, ибо речь идет о нем самом. Вийон перестает шутить. Вся его одежда – лишь лохмотья, но не потому, что «ветер дружбы» отнял у него весь его гардероб. Завещание ни к чему, ведь поэт живет в убожестве; оплакивая свое несчастье, он заявляет о своем желании умереть. Пришедшая смерть – не следствие болезни. Если прочесть внимательно последнюю балладу, поэт умирает как «влюбленный мученик», но умирает он добровольно.

Когда решил сей мир оставить.

Захотел уйти… Подумал о самоубийстве? Риторическая фигура поэзии влюбленных? Без сомнения, и то и другое. Главное – скорбная гримаса бродяги, умирающего в лохмотьях. И здесь, вероятно, поэт черпает слово из своих воспоминаний.

Его отправили в изгнанье,Но что Париж, что Руссильон,Везде о нем воспоминаньяОстались у девиц и жен.Нигде не унимался он,Любой красотке угождая,И был по-прежнему силен,

Юдоль земную покидая… [162]

Никто не обманут, и Вийон хорошо это понимает. Его последнее волеизъявление, составленное по форме настоящего завещания, звучит торжественно; Вийон здесь использует общепринятые формулировки нотариальной конторы, с установлением подлинности личности завещателя и исполнителей, с обращением к Богу и с наказом выпить глоток вина «из черного винограда». Человек всегда на грани отчаяния. Поэт смеется, но ему не до улыбки. Нищета не придумана. Однако мы не услышим в этом литературном упражнении отзвука отчаяния. Вийон как будто не принимает себя всерьез. Он кричит «всем людям спасибо» и делает им нос.

Добрался ли поэт до Дофинэ? Праздный вопрос, даже смешной. Следует принимать всерьез из всего сказанного по этому поводу Вийоном лишь то, что вырвалось непреднамеренно. Не всегда следует принимать на веру его философию, тем более когда он подписывается акростихом своего имени. Вот какую истину он нам поверяет:

Велел апостол позабыть враждуИ вместе мыкать горе и нужду,Любить друг друга, попусту не споря,Лишь в мире счастье, нет его в раздоре.

Об этом не напрасно речь веду, -Написано злодеям на роду:Кто сеет зло – пожнет позор и горе! [163]

Бессмысленно без конца вопрошать себя о галантерейной торговле, о Ренне, о Сен-Женеру, о Вуванте. Все это связано с одним: поэт ищет слово, образ. Ему и в голову не приходит подтверждать свой маршрут. То, что он знает какое-то имя, ничего не значит. «Пойти в Рюэль» означает вооруженное нападение, а не прогулку в деревню. «Монпипо» – это от глагола «piper» (пипэ) – «обманывать, подделывать», и можно лишь предположить, что Вийон знает крепость с таким названием. Галантерейщик из Ренна (Рэн) – «бедный малый», и название города рифмуется со словом «regne» (рэнь) – королевство, государство.

Папы, короли, сыновья королей,Зачатые во чреве королев,Погребены, мертвые и холодные,В другие руины переходят их государства -

А я, бедный галантерейщик из Ренна,Я ль не умру? Да, если Богу так угодно,Но мне хотелось бы раздать всем подарки,Тогда смерть мне не страшна [164] .

Лишь бы успеть свести со всеми счеты, а там можно и умереть. Люди более значительные, чем он, не ускользают от смерти. Галантерейщик там не для того, чтобы установить чью-то профессию, а Ренн упоминается не для того, чтобы определить чье-то местонахождение. «Маленькому галантерейщику – маленькая корзина», – с покорностью говорит герой современного Вийону романа, озаглавленного «Маленький Жан из Сентре» – Антуана де ла Саля. И опять же маленький галантерейщик дважды выводит на сцену герцога Карла Орлеанского, чтобы дать жизнь персонажу из простонародья.

Я зарабатываю один денье за другим,Но мне далеко до венецианских сокровищ!Маленькому галантерейщику – маленькую корзину… [165]