Франсуа Вийон

Скажите, Третий где Калист,Кто папой был провозглашен,Хотя был на руку нечист?Где герцог молодой Бурбон,Альфонс, чье царство – Арагон,Артур, чья родина – Бретань,И добрый Карл Седьмой, где он?Но где наш славный Шарлемань?

А где Шотландец, сей папист,Чей лик был слева воспаленИ розов, точно аметист?Где тот, кому испанский тронПринадлежал? Как звался он,Не знаю… Где сбирают даньВсе властелины без корон?Но где наш славный Шарлемань? [129]

СВИДЕТЕЛЬ

Не будем же принимать Вийона за надежного свидетеля своей эпохи, за летописца случавшихся тогда событий, так как узнавал он о них лишь благодаря слухам. Ему было известно, что прево Робер д'Эстутвиль познакомился со своей будущей женой при дворе короля Рене, но в момент написания и включения предназначавшейся для его жены баллады в «Завещание» еще не было известно, что тот впал в немилость. Шутил ли он или действительно не знал, как звали короля Кастилии? Вийон пожертвовал его именем ради рифмы или же и вправду не смог его вспомнить?

Есть риск увидеть политическую сатиру в лукавом намеке на архиепископа Буржского, в стреле, выпущенной поэтом после того, как он завещал следователю церковного суда Жану Лорану так называемый «буж», то есть сделанную из грубой ткани подкладку от сумки, нечто вроде мешковины, дабы тот утирал свою физиономию потомственного пьяницы. Если бы Лоран был архиепископом Буржа, то у него был бы шелковый платок! Напомним, что архиепископом Буржским в ту пору был Жан Кёр…

Десять лет спустя после разорения и опалы, постигшей бывшего королевского казначея, его сын продолжал по-прежнему жить на широкую ногу в своем архиепископском дворце. Вполне возможно, что большое состояние, уцелевшее после одного из самых крупных скандалов того времени, порождало всевозможные слухи и что Жана Кёра считали нуворишем, вышедшим сухим из воды. Однако колкость в адрес архиепископа не выглядит здесь логически связанной с фигурой пьяницы, в то время как сетование на мир звучит вполне естественно: бедняк Жан Лоран легче переносил бы несчастья, будь он богат. Когда плачут в шелка, то плачут меньше…

А следователя Лорана -Его глаза соленым лужамПод стать, ведь зачат был он спьяну

Приверженным к бутылке мужем, -Я осчастливлю старым «бужем»,Чтоб утирать глазные щели;Будь он архиепископ в Бурже,Он взял бы шелк для этой цели .

У рифм есть своя оборотная сторона: изначально Вийон вовсе не собирался включать в свое завещание архиепископа. Архиепископ возник из-за Буржа. И на этот раз тоже Вийон почитал Дешана и позаимствовал у него несколько слов и несколько образов. Упоминалась, в частности, у Эсташа Дешана шелковая ткань, но в иной связи. Фигурировала у него и бросавшаяся в глаза нищета, нищета, отличавшая старого священника с минимальным доходом от священника-декана, которому не приходится жаловаться на судьбу. И старый «буж» там тоже был, но не для того, чтобы им вытирать слезы, а чтобы прикрыть спину лошади. И уже там Бурж появлялся лишь для того, чтобы составить рифму к «бужу».

Как-то священник мне встретился старый,На лошаденке он ехал чубарой,

Вместо попоны укутанной «бужем»,Требник висел у него на луке.Все б мне понравилось в том старике,Если б не глазки, соленые лужи,Если б не веки, красней, чем шелка,Если б не в сизых прожилках щека…К полудню мы уже были под Буржем [130] .

Сцену с бедным Жаном Лораном Вийон выдумал от начала до конца. А под руку подвернулся архиепископ. И то сказать, чтобы зарифмовать слово «буж», Дешану не оставалось ничего иного, как упомянуть город Бурж. Ни Жак Кёр, ни его сын тут ни при чем – Эсташ Дешан умер, когда Жаку Кёру было всего десять лет…

Заимствуя слова и образы, Вийон иногда наталкивался на новую мысль и хватался за нее. Бурж возник ради рифмы, но, упоминая о нем, почему бы не поддеть слишком богатого архиепископа.