29 ноября императорская чета устраивает приём. Выясняется, что на нём отсутствуют Пизани, Дольфин, Джустиниан и немало других семейств. Из 130 аристократов засвидетельствовать императору своё почтение являются всего 30. Дам прибывает больше, но они будут долго помнить это событие. Прежде чем добраться до ворот дворца, красавицы из прославленных старинных родов, высадившись из гондол в своих роскошных придворных туалетах, вынуждены пробираться оставшиеся двести метров сквозь плотную толпу народа, по пути им приходится выслушивать самые бранные слова и оскорбления в свой адрес. Всё это не остаётся незамеченным Елизаветой. Она ощущает такую ледяную атмосферу, когда супруги посещают театр Фениче, где их почти никто не приветствует, а ложи самых знатных семейств пустуют.
Император и императрица не удивляются, они были готовы к чему-то подобному, и теперь для них важно образумить людей, насколько это возможно. Елизавета использует для этого весь свой шарм. Объясняться с людьми ей нелегко. Принц Александр Гессенский, брат русской императрицы[33]
, который служит в австрийской армии, расквартированной в Италии, находит, правда, Елизавету «jolie comme un coeur»[34], но не в силах сдержать улыбку, слыша её короткие, заученные итальянские фразы, равно как и её не слишком беглую французскую речь. Однако венецианцы, несмотря на все свои политические воззрения, не остаются равнодушными к красоте императрицы. Чем дольше остаётся в городе императорская чета, тем дружелюбнее становится население. Императора и императрицу уже начинают приветствовать то тут, то там. Когда 3 декабря издаются декреты об амнистии и аннулируется конфискация имущества политических эмигрантов, ситуация значительно улучшается. На следующий день в театре Фениче Франца Иосифа и Елизавету даже встречают громкими повторяющимися аплодисментами.Приятные мимолётные происшествия, которые становятся достоянием гласности, тоже вносят свой вклад в смягчение ситуации. Как-то во время прогулки императорской четы по одной из площадей Венеции к ней приблизился человек с прошением в руках.
— Передайте это во дворец, — сказал император.
— Один раз я уже пробовал, Ваше величество, но получил отказ, — ответил проситель, бывший офицер по имени Юра, который лишился своей пенсии майора за участие в революции 1848 года.
— Здесь не место заниматься делами, — возразил император, — приходите как-нибудь ко мне во дворец.
— Но меня снова не пропустят, — упавшим голосом заметил офицер.
Император собрался уже двинуться дальше, но Елизавета умоляюще взглянула на него и сказала:
— Дай этому человеку твою перчатку, и мы распорядимся пропустить её обладателя.
Так и сделали. Майор получил свою пенсию, об этом быстро стало известно горожанам. Случившееся произвело на них благоприятное впечатление.
Генеральный консул Англии тоже отмечает этот рост симпатий населения к императорской чете, который он приписывает молодости, изысканной красоте и шарму императрицы. «Однако всё это, — пишет он, — не имеет ни малейшего отношения к политике». В названной области даже симпатия, которую вызывает императорская чета, ничего не может изменить. В такой атмосфере Елизавета страдает даже физически. Неблагоприятная обстановка не идёт ей на пользу, лишает её, привыкшую ездить верхом и бродить по лесам и паркам, такой возможности физической подвижности. В Венеции над ней постоянно висит угроза покушения или оскорбления. Впрочем, до этого ещё не доходит. В целом императора и императрицу терзают сомнения относительно дальнейшей поездки, известия о настроениях, царящих в других городах, радуют мало.
Новый год они встречают ещё в Венеции, а 5 января отправляются через Виченцу в Верону. Повсюду наблюдается одна и та же картина. Сельское население и простые люди в городах настроены довольно дружелюбно, а средний класс и аристократия проявляют демонстративную холодность и сдержанность. В Виченце вообще представляются всего две дамы высшего света, в Вероне приём несколько лучше, но национальный праздник, отмечаемый 9 января, так называемый «Bacchanale dei dnocchi», используется для того, чтобы выставить императорскую чету и высших чиновников в смешном свете.
Согласно древнему обычаю во время этого праздника высшего чиновника, в данном случае штатгальтера барона Йордиса, кормят клёцками. Толпа при этом ликует. Йордис воспринимает это кормление как слишком тяжёлый удар по его самолюбию, однако вместе со всеми смеётся и императорская чета. Впрочем, когда под восторженные иронические реплики толпы клёцки протягивают и императору, чувствуется, что это не просто развлечение, но попытка ущемить достоинство императорской четы. Елизавета и её супруг возвращаются с этого в общем-то невинного национального праздника с весьма противоречивыми ощущениями.
Самый холодный приём оказывают августейшей паре 11 января в Брешиа, где ещё свежи воспоминания о решительных действиях барона Хайнау. Вплоть до палаццо Фенароли августейшую чету сопровождает ледяное молчание.