Француженки едят с удовольствием. Уроки любви и кулинарии от современной Джулии Чайлд

Они не давали покоя и мне. Дом, который существовал только в моем воображении. Стены прихожей покрыты сумасшедшими обоями с мелким пасторальным рисунком. Кухня, увешанная чугунными сковородками. Парикмахер, знающий, какое мороженое любит моя дочь. Друзья, случайно заскочившие в гости и оставшиеся на ужин. Визитки, которые можно заказывать десятками тысяч. Коллеги, пекущие морковные пирожные на мой день рождения. И, возможно, карьера в офисе – не писательская карьера. Долгие уик-энды во Флориде, не в Луангпхабанге[345]. Никаких опубликованных книг, незнание второго и третьего иностранного языка. Вполне возможно, никакого Кельвина.

Девять лет назад я встретила Кельвина и выбрала жизнь в странствиях, отказавшись от оседлого образа жизни. Решение было принято, и большую часть времени, погруженная по колено в прекрасные и запутанные мелочи нашей жизни, я не жалела о нем. Но когда наступали трудные времена, когда мысль о переезде в другую страну и изучении чужого языка казалась утомительной, а не восхитительной, когда на мои пятки наступало одиночество в новой квартире, когда мы с Кельвином не могли прийти к компромиссу по поводу места очередного назначения и ссорились – с какой легкостью в такие моменты приходили мечты о другом, устойчивом мире, где мало что могло измениться. Такой мир представлялся широко распахнутым, предоставляющим богатые возможности для настоящей дружбы, для заполнения чердака до отказа, для развития карьеры благодаря тому, что каждый день встречаешь одного и того же нужного человека в магазинчике рядом с домом.

Но когда я спускалась с небес на землю, то понимала, что трудно представить более широкие горизонты, чем те, которыми я обладаю в реальности. Я была замужем за приключениями и одновременно пришвартована в тихой гавани любви. Именно любовь к Кельвину – и его любовь ко мне – заставила меня выбрать бродячий образ жизни. Именно любовь давала силы поддерживать друг друга, прислушиваться друг к другу и приходить к компромиссам – как в случае решения о его годовом назначении в Багдад, – от которых было неуютно, но которые в конечном итоге оказывались наиболее удачными вариантами из возможных. У нас с Кельвином не было постоянного адреса, но весь мир был нашим домом. Мы оставляли след в каждой стране, которую покидали, и, наверное, благодаря этому вместе мы были сильнее и каждый становился сильнее как личность.

Конечно, та параллельная реальность все время маячила где-то поблизости – она всегда будет рядом со мной, такая же радостная и захватывающая, как и моя всамделишная жизнь. Иногда я представляю ее бледной и схваченной холодом, освещенной отраженным светом луны, а не солнцем реальности, – корабль-призрак, прокладывающий курс к тому, что могло бы быть, в то время как я оставалась в потоке того, что есть.

Замок Кло-де-Вужо – высокомерная постройка, которая не может быть не чем иным, кроме замка: внушительных размеров каменное изваяние, возвышающееся над холмами, покрытыми ухоженными виноградниками Кот-де-Нюи. Эта винодельня, основанная в XI веке тонкопалыми руками монахов-цистерцианцев, в свои лучшие дни производила пятьдесят тысяч бутылок в год – целый океан вина для того времени. В 1787 году Томас Джефферсон остановился здесь, чтобы познакомиться с феноменальным производственным процессом, придуманным монахами, лелея мысль о том, чтобы перенести их практики в Соединенные Штаты. Через несколько лет он попросит своего консультанта по вопросам виноделия Этьена Паранта положить черенки бургундской лозы в посылку с грузом вина, чтобы попытаться культивировать их на почвах Виргинии.

В наше время в замке находятся музей и конференц-центр, а также штаб Братства шевалье Тастевен[346]

– престижного клуба ценителей вина. Но остались и следы производственной деятельности монахов в виде огромных прессов для винограда пятнадцатого века на экспозиции в крытом дворе, пещеристых бродильных чанов, установленных в cuverie[347], а также внушительных масштабов погреба на первом этаже, способного вместить две тысячи бочек.

В 1790 году, через несколько лет после посещения Джефферсона, Французская революция выселила монахов из замка и конфисковала церковную собственность. Замок переходил от одного собственника к другому, пока в 1889 году 50 гектаров, относившихся к винодельне, не были отмежеваны от здания, поделены на части и проданы нескольким производителям. Сейчас земельный участок делят между собой восемьдесят собственников. Монахов здесь нет уже давно. Их cuverie и cave, где они трудились не покладая рук, иссушены веками. Двести двадцать пять лет, эпидемия вредителей лозы и несколько войн отделяют нас от визита Джефферсона. И тем не менее замок Кло-де-Вужо остается символом Кот-д’Ор. Фактически это консульство бургундского виноделия в лице двенадцати тысяч членов Братства шевалье Тастевен.