Француженки подтяжек не делают

Соединенные Штаты занимают только шестое место в процентном соотношении, но по подсчетам в прошлом году американцы легли под нож или иглу более 13 миллионов раз – намного чаще, чем в большинстве вышеперечисленных стран.

Наверняка вы уже уловили взаимосвязь между типом косметических операций и восприятием красоты представительницами той или иной нации. В этой связи неудивительно наблюдать высокие показатели операций по увеличению груди и липосакций в так называемых ориентированных на запад странах – таких как Соединенные Штаты, Италия и Греция, где эталонная женщина хорошо сложена, худа как щепка и с большой грудью… и, как правило, почти голая.

И потом не следует забывать об Азии. Так, например, в Сеуле процветает целая сеть из двухсот с лишним клиник пластической хирургии, где, по словам владельцев, используются “самые последние разработки и самые передовые медицинские технологии”. Это так называемый “Пояс красоты”, пользующийся бешеной популярностью среди азиатов, проживающих как в Азии, так и за ее пределами. В отличие от Запада, где больше востребованы операции по увеличению или уменьшению груди, липосакция и лифтинг, азиаты чаще меняют свои лица и тела, чтобы быть похожими на своих кумиров: киноактеров, поп– и телезвезд. Ей-богу. Операциями по изменению формы век, носа и лицевых костей черепа здесь никого не удивишь. Если вы захотите себе новый подбородок, то будьте готовы встать в очередь из приблизительно ста пятидесяти тысяч туристов, ежегодно наводняющих “Пояс красоты” (абсолютное большинство из которых – китайцы). Но это, скорей, из области мифов об “идеальной” красоте, и уж конечно не имеет никакого отношения к концепции старения со вкусом.

Я сказала “да” подтяжке: варианты

Я начинаю свыкаться с мыслью, что каждая женщина вправе выбирать – делать или не делать подтяжку. Здесь двух мнений быть не может. Помимо всего прочего, существуют обстоятельства, когда требуется “пластическая хирургия, включающая подтяжку”: несчастные случаи, аварии и т. п., связанные с обезображиванием лица.

Одна моя знакомая шестидесяти с небольшим лет находилась на заднем сиденье нью-йоркского такси, как вдруг у машины, набиравшей скорость, отказали тормоза. Она очнулась внутри ресторана, на всё том же злополучном заднем сиденье. Из множественных ран на лице (она ударилась о разделительное стекло) сочилась кровь. В карете “скорой помощи” она, собравшись с духом, позвонила подруге и попросила ее связаться со своим пластическим хирургом, чтобы тот встретил ее в больнице. Она ни секунды не сомневалась, что ей потребуется настоящий профессионал, который минимизировал бы последствия аварии (шрамы и прочие дефекты). И когда выяснилось, что ее раны не так уж и опасны (много крови вытекло из сломанного носа), всё, что ей предстояло претерпеть, – это несколько недель проходить с синяками и наложенными в больнице швами. Однако она не растерялась и с истинно нью-йоркским цинизмом не только выпрямила себе нос и сделала подтяжку (и уже через пару месяцев выглядела посвежевшей, поздоровевшей и помолодевшей на несколько лет), но и умудрилась расплатиться за всю эту красоту по своей медицинской страховке и страховке водителя такси.

Если мне не изменяет память, мой первый серьезный разговор о подтяжках состоялся, когда мне было за пятьдесят. Одна красотка с юга, дизайнер интерьеров, пришла ко мне в дом на Манхеттене по рекомендации соседки, чтобы помочь разобраться с одним проектом. Это была стильная, очень привлекательная блондинка с обесцвеченными волосами и очаровательным акцентом, словоохотливая, бойкая на язык. Через пять минут после нашего знакомства она уже рассказывала мне о своей следующей подтяжке так, будто это был рядовой визит к дантисту. Не желаю ли я записать имя ее пластического хирурга? От изумления я буквально потеряла дар речи. Никогда прежде я ни с чем подобным не сталкивалась. Ее поведение было таким нефранцузским. Она не только рассуждала о подтяжках с невообразимой фамильярностью и откровенностью – она продавала подтяжки, будто за эту миссию ей полагались комиссионные. Я чудом умудрилась вставить пару робких вопросов, и хоть я и назвала это выше разговором, на самом деле это был проникновенный монолог. Нет слов.