Читаем Французская Советская Социалистическая Республика полностью

- Не многовато ли для полковника? - вслух, но как бы сам у себя спросил Идеолог, - все же такая ответственность!

- А кого прикажете посылать? Маршала? - живо отпарировал Генеральный. - Появление заметной фигуры вызовет переполох в Европе и резкое обострение отношений со Штатами. А Борис Борисович - человек скромный и знающий (последнее слово было недвусмысленно подчеркнуто). Бесспорно, ответственность велика, партия доверяет Зотову, но он будет работать в непосредственном контакте с Секретариатом ЦК. Конечно, связь будет осуществляться по специальным каналам. Найти соответствующеe прикрытие это дело КГБ. Есть возражения по кандидатуре товарища Зотова?

Возражений не было. Но я, еще точно не отдавая себе отчета в том, что же произошло, куда меня вознесло, отметил мысленно: нам не задали главного вопроса. Да, было множество второстепенных, но главный, кардинальный вопрос - зачем мы все это затеваем? - и на который четкого ответа мы не нашли, кроме общих рассуждений типа "почему не взять то, что плохо лежит, а года через два это "плохолежащее" вдруг станет для нас недоступно" - мотивировка приемлемая, но не исчерпывающая и, значит, в какой-то степени, рискованная - так вот, о главном нас не спросили ни разу. Значит, прав был председатель Комитета, говоря, чтоб мы не ломали себе голову над этой проблемой. Он лучше разбирался в настроениях, царивших наверху. Взять то, что плохо лежит, это уже само по себе достаточная причина. Более того политика.

На следующий день по всему Комитету стало известно, что вернулись мы с Секретариата на машине председателя. (В ЦК-то мы ехали, как и положено, на разных - председатель на своем "Зиле", а мы с генералом-лейтенантом на управленческой "Волге".) И я заметил, что в коридорах со мной еще издали стали очень почтительно здороваться. Еще через два дня меня пригласили в МИД, и разговаривал со мной Министр. Беседа была дружеской, без лишних подробностей. Министр поздравил меня с назначением на пост первого советника советского посольства в Париже и сказал, что если что - он лично будет мне содействовать во всем, и, как бы в шутку, попросил не обижать мидовцев. Естественно, я заверил, добавив, что как новичок я рассчитываю многому у мидовцев научиться. "Версаль" был разыгран безукоризненно.

Потом начались предотъездные хлопоты, и удивлял меня лишь генерал-лейтенант, начальник нашего управления: по отношению ко мне он вел себя так, будто мы с ним поменялись местами. Грех мне было жаловаться, мои дела исполнялись в первую очередь, однако я не мальчишка и не первый год в Органах - мне не нравится, когда начальство становится слишком предупредительным. И того обожания, как на Секретариате, в глазах генерал-лейтенанта больше не было.

Словом, когда позвонил Илья Петрович и попросил заглянуть к нему на минуточку, в удобное для меня время, это не застало меня врасплох.

Любезное приглашение к Илье Петровичу чаще всего ничего особенно приятного не означает. Мы это называем "выяснением отношений". Никто толком не знает, какую точно должность занимает Илья Петрович, хотя, конечно, он кем-то числится в штатном расписании. В погонах Илью Петровича никто не видел, но, разумеется, они у него генеральские. Сменяются председатели Комитета, замы председателя, начальники управлений, обновляется Коллегия, а Илья Петрович так же тихо сидит в своей маленькой комнате без окон, которую даже кабинетом не назовешь. Но если вы хотите знать, что про вас думает Комитет и лично председатель - то Илья Петрович очень дружески вам это объяснит.

Илья Петрович - отражение и воплощение специфики нацией работы. Допустим, в армии заместитель министра может вызвать "на ковер" командира дивизии и расчехвостить бедолагу до смертельной икоты. И ничего потом замминистру не сделается, лишь пищеварение улучшится. У нас такоe тoже возможно, но до определенного уровня. Ибо десятилетия комитетской практики научили людей правилу, известному теннисистам: острее дашь - острее получишь. Повторяю, у нас своя специфика, и мы играем не в мячик. Не раз и не два Комитет тасовали, вчерашние полковники выходили в замминистры и бывшие всесильные начальники получали запоздалый, но достаточно острый ответ. Короче, все учили уроки прошлого. Нынче в Комитете предпочитают бархатные полутона. Человека могут наградить, торжественно пожать руку, а потом у Ильи Петровича он случайно узнает, что его считают говном. Кто именно так считает, почему - вот этого вам Илья Петрович не скажет. Мол, есть такое мнение, но то, что мнение это существует и на высоком уровне тут уж сомневаться не приходится.

Естественно, после звонка Ильи Петровича "свободная минутка" у меня нашлась мгновенно.

Илья Петрович встретил меня в дверях, обнял, усадил в кресло, сам пристроился сбоку, на стульчике, всем своим видом показывая, что я явился не к начальству, а на приятельскую беседу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее