Французский ангел в кармане

Школьные встречи… культпоход в музей, поездка в Архангельское, в Троице-Сергиеву лавру… вот чей-то день рождения… какие-то «голубые» мальчики в обнимку… девочка с мальчиком целуются… Неинтересно.

Неужели он так ничего и не поймет? Фотографии кто-то прислал ему неспроста. Раз их не нашли в квартире Вики, значит, к моменту обыска их там уже не было! Кто-то их забрал. Кто? Когда? И главное – зачем? Чтобы замести следы, отвести от себя подозрение? Но тогда совсем странно, что их теперь присылают Гладышеву именно с целью сделать подозрения обоснованными. Значит, в снимках что-то есть…

А может, их сама Вика держала не дома, а где-то в другом месте?

Эта догадка все меняла коренным образом. Гладышев вновь принялся рассматривать снимки, на этот раз совсем под другим углом. Прошло два часа, когда он встал из-за стола с чувством, что невероятно близок к разгадке.

Позвонив по нескольким телефонам, Гладышев не стал заходить к Георгию, а поехал прямо по адресу, который ему удалось узнать. Он не ошибся – один человек на школьной групповой фотографии выпускников был ему знаком. Правда, только удивительная память на лица позволила ему сообразить, что чем-то знакомый черноволосый юноша, похожий на цыгана, – это известный в определенных кругах музыкант, Фридрих Молчанов, скандально знаменитый своими многочисленными связями «нетрадиционной ориентации», вызывающей манерой одеваться и окладистой бородой до пояса, благодаря которой он получил кличку Борода.

Борода, то есть Фридрих, жил в многоэтажном доме в Ясеневе, в квартире, обставленной мебелью разных стилей, от венских гнутых стульев до немыслимых стеклянно-пластиковых современных конструкций. В прихожей у него висел огромный портрет женщины с красными волосами и перекошенным лицом – шедевр московского художника Власова, считавшего себя последователем Петрова-Водкина.

Борода уставился на Гладышева, не в силах вспомнить, где он его видел и откуда они могут быть знакомы. Виктор когда-то, в дни бурной молодости, помог Фридриху выпутаться из неприятнейшей истории с пьяной дракой и убийством на даче у одного артиста балета, где Борода напился и спал мертвецким сном, а когда проснулся, то застал картину в духе лучших традиций русской классики – хозяина дачи, зарубленного топором, которым Борода по приезде колол дрова для камина.

Словом, ситуация сложилась жуткая, и если бы не Гладышев…

– Витька-а-а! – наконец сообразил Фридрих, широко улыбаясь и сгребая гостя в охапку своими огромными ручищами. – Я тебя не узнал, старик! Богатым будешь! Да ты и так, я вижу, «кучеряво» живешь!

Он чуть отступил в глубь коридора, уставленного глиняными напольными вазами, и одобрительно рассматривал дубленку, хороший костюм Гладышева, дорогие туфли, шарфик, который стоил ползарплаты среднего москвича. Борода сам одевался во что попало, предпочитая черные майки, какие-то нелепые шаровары и повязанный на лбу платок, но в одежде разбирался и цену вещам знал.

– Проходи! Выпьем за встречу!

На кухне у Бороды царил живописнейший беспорядок – стены все сплошь были увешаны полками с гжельской посудой и стеклянными сосудами разных размеров, набитых головками чеснока, стручками красного перца, луком, сушеными грибами и ягодами рябины. На столе стояла огромная фирменная бутылка водки, едва начатая, соленые огурцы на глиняной тарелке, открытая банка консервированной ветчины, маринованные шампиньоны. Борода был хорошим музыкантом – он играл на нескольких духовых инструментах и не имел недостатка в работе, что позволяло ему жить так, как он хочет.

– Я к тебе по делу, – сказал Гладышев после второй рюмки, которые у Фридриха были больше похожи на стаканы.

– Я понял, что не в гости! – Борода поморгал своими огромными цыганскими глазами и прокашлялся. – Небось помощь нужна? Давай выкладывай! «Заложить» кого требуется или как?

– Не совсем. Но, в общем, ты недалек от истины! – улыбнулся Гладышев.

Борода громко, оглушительно захохотал, так что вся посуда на кухне жалобно задребезжала.

– За что я тебя люблю, Витька, так это за то, что ты не врешь! Ну, чего тебе надобно? Говори.

Гладышев отодвинул в сторону рюмку и высыпал на стол фотографии.

– Знаешь здесь кого-нибудь?

Борода брал снимки один за другим своими толстыми волосатыми пальцами, внимательно рассматривал и откладывал в сторону.

– Ну? – не выдержал Виктор.

– Баранки гну! – разозлился Фридрих. – Не мешай, я думаю! Знаешь, почему меня родители Фридрихом назвали? – неожиданно спросил он.

Гладышев отрицательно покачал головой.

– В честь Фридриха Энгельса! Вот! Великий философ был, друг трудового народа! – Борода фыркнул от смеха, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез.

Он пересмотрел все фотографии, несколько штук отложил.

– Что я тебе могу сказать? Вот это наш класс – здесь я всех знаю, как ты сам понимаешь. Многих забыл, конечно, но, если поднапрячься, вспомнить можно будет. Тебя кто интересует? Или ты не решил еще?

– Да как сказать…