«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

Это соответствовало воле самого француза, который хотел, чтобы его бумаги «не были сообщены никакой канцелярии и никакому министру

» и попали «непосредственно к Его Императорскому Величеству» – якобы потому, что в них содержатся некие семейные тайны (по-видимому, речь шла о подготовке поляками-эмигрантами покушения на императора). Неделю спустя, 16/28 ноября 1836 года, Мейендорф обратился с той же просьбой к министру финансов Егору Францевичу Канкрину; впрочем, в письме к Канкрину о тайных бумагах не говорилось ни слова, в нем Мейендорф просто просил министра финансов свести француза с нужными людьми, подчеркивал его бескорыстие (он живет на ренту и ни в чем не нуждается; он бросил службу во Франции по причине своих политических расхождений с правительством Луи-Филиппа и желает служить России) и даже подводил под свою рекомендацию идеологическую базу:

Для нашего отечества, где изучение французского языка и французской цивилизации занимает в образовании такое большое место, не должно быть безразлично, какими именно людьми будет представлена эта цивилизация – участниками ли социальной революции или же теми, кто постоянно с нею сражается и в ком священные убеждения съединяются с выдающимися способностями и познаниями.

Помимо рекомендательных писем к Орлову и Канкрину в архиве сохранилось и частное письмо Мейендорфа к самому Бакье, с приложенным рекомендательным письмом к министру народного просвещения С. С. Уварову. Мейендорф надеялся, что «этот истинный дворянин, готовый оказывать услуги всем вообще, а главное людям чести и бескорыстия, таким, как Вы» устроит француза на службу «преподавателем словесности или истории». Бакье между тем хотел большего. Однако, забегая вперед, замечу, что когда мечта Бакье стать тайным агентом III Отделения исполнилась, он замыслил использовать имя и должность Уварова для прикрытия (под точно таким же прикрытием к этому времени уже трудился в Париже Яков Николаевич Толстой). 3 марта 1838 года Бакье излагал Бенкендорфу свой план (впрочем, не осуществившийся):

Пусть же Ваше Сиятельство благоволит устроить так, чтобы граф Уваров отправил мне письмо, где сказано будет, что Император изволил поручить мне должность по Министерству народного просвещения; что, исполненный доверия к чистоте моих литературных принципов, министр поручает мне приобретать на средства правительства сочинения, писанные в лучшем вкусе и могущие быть употреблены в заведениях казенных (последует – исключительно для формы – список книг). Надобно будет также поручить мне составить подробный отчет о состоянии образования во Франции, а также позволить отправиться в Бельгию, Англию и Германию для сопоставления тамошних методов образования и выбора наилучших из всех. К этому письму приложена будет официальная бумага о назначении, за подписью министра. Ваше Сиятельство в мудрости своей рассудите сами, какое жалованье надобно будет мне положить за эти труды: не стоит, полагаю, прибавлять, что сделается все это лишь для видимости.

Впрочем, в конце 1836 года до этого было еще далеко. 5 января 1837 года Бакье обратился к Орлову с просьбой замолвить за него словечко перед государем и помочь ему вступить в русское подданство, мотивируя это «исключительно расположением к тем принципам, которые правят страной, чье настоящее так прекрасно, а будущее так богато». Сходная формула повторена и в другом (недатированном, предположительно от начала 1837 года) письме к Бенкендорфу, написанном в духе тех легитимистских русофильских представлений, о которых шла речь в предыдущей главе: