Фрегат Его Величества 'Сюрприз'

— Катализатором тут выступает генерал, — заметил Стивен, сравнивая письмо с более ранними образцами почерка Софи. — Оно написано второпях, в смятении духа. Правописание хромает даже сильнее, чем обычно.

Софи попыталась представить все в виде пустяка, но веселье ее было наигранным и неубедительным. Генерал Обри вместе с мачехой Джека, жизнерадостной вульгарной юной особой (молочницей в недавнем прошлом), и им маленьким сынишкой, посетили Мэйпс, по счастью как раз тогда, когда миссис Уильямс уехала в Кентербери вместе с миссис Хинкси. Софи накрыла, как могла, обед, при этом, увы, с парой бутылок вина. Генерал Обри принадлежал другой цивилизации, цивилизации, не затронутой просвещением и развитием буржуазии; существовавшей вокруг Лондона задолго до рождения Софи, и которую ее городская, респектабельная семья не могла принять ни в коем случае. Она выросла в спокойной, сдержанной обстановке, и не знала как себя вести в ответ на комплименты генерала по поводу хорошего вкуса Джека (Сесилия чувствовала бы себя гораздо увереннее), или замечания, что Джек — сущий повеса, и всегда был таким, — но ей не стоит переживать по этому поводу — мать Джека никогда не переживала. «Ну подумаешь, полдюжины внебрачных детей, всего делов», — утешал он Софию.

Генерал Обри вовсе не был дурным человеком — на свой манер, для деревни и лагеря, его можно было счесть добрым и хорошо воспитанным. Но недалекий и импульсивный, да еще разволновавшись (Софи и представить не могла, что пожилой мужчина лет семидесяти может стесняться) и под действием вина, генерал чувствовал себя обязанным что-то говорить. Его вульгарные шутки и приземленные радости шокировали ее, генерал показался ей грубой, безнравственной, распущенной карикатурой на своего сына. Единственным утешением для Софи было то, что ее мать не встретилась с генералом, и не видела второй миссис Обри.

Ей помнилось, как громкий, четкий голос генерала, так похожий на сыновний, восклицает с конца длинного стола, что Джек «так и будет жить без гроша — все Обри несчастливы на деньги, зато счастливы в браке». Помнилась та бесконечная пауза после обеда, когда мальчик проковыривал дырки в экране камина; то нетерпение, с которым она ждала, пока генерал покончит с бутылкой, чтобы подать чай и выпроводить их до приезда матери, уже и так сильно запаздывавшей. Помнилось, как она вместе со смеющейся миссис Обри заталкивала его в экипаж. Бесконечные прощания, генерал, сбиваясь, рассказывает долгий-долгий анекдот про охоту, а мальчик тем временем наводит бардак на цветочных клумбах, ухая, как филин. Десять минут спустя приезжает мать. Сцена, крики, слезы, обморок, постель, смертельная бледность, упреки.

— Стивен! Стивен, я не помешаю? — произнес Джек, входя в комнату с письмом в руке. — Что за чертовщина? Софи тут мне пишет какую-то галиматью — я не могу показать, очень личное, сам понимаешь — но суть такова, что если я хочу, то могу чувствовать себя совершенно свободным, ничто-де не сделает ее более счастливой. Свободным делать что? Бога ради, черт побери, чтоб мне лопнуть! Ведь мы же обручены, или как? Иди речь о другой женщине, я заподозрил бы, что где-то рядом появился соперник. Но что она хочет сказать? Может, поможешь мне понять, откуда ноги растут?

— Возможно, это подстроено… Кто-то сказал ей, что ты отправился в Индию повидать Диану Вильерс, — ответил Стивен, закрыв ладонями зардевшееся от стыда лицо. Это была неприкрытая попытка разделить их, исходя из собственных интересов — отчасти из собственных интересов. Разумеется, совершенно нечестная, а он никогда раньше не вел себя нечестно по отношению к Джеку. От этого Стивен разозлился, но продолжил: — или что ты можешь увидеться с ней здесь.

— Она знает, что Диана в Бомбее?

— Да это в Англии все знают.

— И мамаша Уильямс тоже?

Стивен кивнул.

— О, в этом вся Софи, до мозга костей, — просияв, воскликнул Джек. — Можно ли себе представить, как мягче выразить такую вещь? А какая скромность, разве не так? Да как будто кто стал бы смотреть на Диану после того… — он спохватился и настороженно посмотрел на Стивена. — Я не хотел сказать ничего дурного или непристойного. Но ни единого упрека, ни одного резкого слова во всем письме. Господи, Стивен, как я люблю эту девчонку!

На глаза у него навернулись слезы, Джек утер их рукавом и продолжил:

— Ни единого намека на плохое обращение, хотя я чертовски хорошо представляю, как обращается с ней эта женщина, не говоря уж о том, что она отравляет ее мысли. Ужасная жизнь. Ты знаешь, что Сесилия и Фрэнки выскочили замуж? От этого только хуже. Боже, мне надо поспешить с ремонтом! Еще сильнее, чем прежде. Надо поскорее вернуться в Атлантику или на Средиземное — здесь не те воды, где можно отличиться или, тем более, разбогатеть. Вот если бы нам удалось раздобыть хоть один стоящий приз у Иль-де-Франс, я написал бы ей, чтобы она ехала на Мадейру, и будь я проклят… Несколько сот фунтов обеспечат нам отличный коттедж. Как я буду любить свой дом, Стивен: картофель, капуста, и все такое прочее.