Фрегат Его Величества «Сюрприз»

— Рад видеть, что вы так преуспели, доктор Мэтьюрин, — сказал Джек, оглядывая сверху баркас и пироги, заваленные кучами ярких апельсинов и грейпфрутов, мясом, игуанами, бананами, зеленью. — Но боюсь, что вампиры не могут быть допущены на борт.

— Да это же ленивец, — со смехом ответил Стивен. — Трехпалый ленивец, самый безобидный и ласковый ленивец из всех, каких можно себе представить!

Ленивец повернул голову, поглядел на Джека, жалобно взвыл и снова спрятал морду под мышкой у Стивена, еще крепче прижавшись к нему.

— Прошу, Джек, отцепи его правую лапу. Не надо бояться. Превосходно! Будь любезен, левую, осторожно, высвободи когти. Так, так, дружище. Теперь давай отнесем его вниз. Тише, тише, умоляю, не испугай ленивца!

Испугать ленивца было не так-то просто: едва в каюте натянули для него кусок каната, он повис на нем, уцепившись когтями, и заснул, раскачиваясь в такт волнам, как будто висел на колыхаемой ветром лиане в родном лесу. В самом деле, если не считать откровенного недовольства при виде лица Джека, зверь оказался в высшей степени приспособленным к жизни на море: он не ныл, не требовал свежего воздуха, света, переносил тесноту и сырость, мог спать при любых обстоятельствах, был жизнелюбив вопреки всем трудностям. С благодарностью принимал галеты и кашицу, по вечерам прогуливался по палубе, скребыхая когтями по доскам, или взбирался по снастям наверх, поднимаясь на две-три реи с перерывами на сон. Моряки сразу же полюбили животное, и частенько брали с собой на марс, а то и выше. Они говорили, что ленивец принес кораблю удачу, хотя непонятно почему: со времени его появления ветер редко задувал с юга или востока, а если и держался, то слабел день ото дня.

Зато свежая провизия возымела удивительно быстрый эффект: через неделю лазарет почти опустел, и «Сюрприз», полнокровный и веселый, снова обрел свой щеголеватый вид и подтянутую форму. Они вернулись к орудийным учениям, отсроченным до поры из-за аварийного ремонта, и каждый день пассат сносил прочь облака порохового дыма. Поначалу это пугало ленивца — он метался, почти бегом, под палубой; клац-клац-клац его когтей отчетливо слышалось в тишине между залпами. Но ко времени, когда они прошли под солнцем и ветер, наконец, обрел нужную силу, он уже спал все учения напролет, вися на обычном своем месте, на краспицах бизани, прямо над карронадами квартердека. Не будили его и стрелковые учения морских пехотинцев и упражнения Стивена с пистолетом.

Все это время, за весь томительный переход, даже при северо-восточном пассате, фрегат не показывал лучших своих качеств. Но теперь, под неудержимым напором стихии, в этом могучем океане ветра, он снова вел себя как «Сюрприз» из юных дней Джека Обри. Капитан не был доволен ни дифферентом, ни нынешним наклоном мачт, ни самими мачтами, ни — тем более — состоянием днища. Но все же, при ветре в бакштаг и поставленных лиселях корабль словно по волшебству обрел былые жизнь и мощь, то ощущение повелителя моря, которое Джек мог определить тут же, даже если бы его поставили на палубу с завязанными глазами.

Солнце тонуло алом мареве; ночь наползала с востока на безлунное небо, становившееся все темнее с каждой минутой, гребни волн начали мерцать своим внутренним светом. Исполняющий обязанности третьего лейтенанта прервал свое чинное шествие по наветренной стороне квартердека и обратился к подветренному:

— Мистер Брейтуэйт, как там с лагом, готовы?

Баббингтон не осмеливался пока особо заноситься перед своими бывшими товарищами, зато отрывался на мичманах из кубрика правого борта — бальзам на душу — и его ненужный вопрос прозвучал только для того, чтобы заставить Брейтуэйта ответить:

— Все готово, сэр.

Пробили склянки. Брейтуэйт забросил лаг подальше от фосфоресцирующей струи у борта фрегата; катушка с линем завертелась. По сигналу квартирмейстера он дернул стопор, выбрал линь и закричал:

— Мы это сделали! Мы это сделали! Одиннадцать узлов!

— Не может быть! — воскликнул Баббингтон, чья важность испарилась от восторга. — Сделать еще замер.

Они бросили лаг еще раз, глядя, как он исчезает в мерцающем кипении кильватерной струи, еще более ярком на фоне темнеющего неба.

— Одиннадцать! — заорал Баббингтон, самолично отсчитав одиннадцатый узел на разматывающемся лине.

— Что тут творится? — спросил Джек, появляясь из-за кучки возбужденных мичманов.

— Я только проверяю точность измерений мистера Брейтуэйта, сэр, — ответил третий лейтенант. — О, сэр, мы делаем одиннадцать узлов! Одиннадцать, сэр — разве это не здорово?

Джек усмехнулся, потрогал натянутый как струна бакштаг и пошел вперед. На форкастле расположились Стивен и мистер Уайт, капеллан посла, привязавшись к борту и хватаясь за что попало: утки для снастей, сами снасти, даже раскаленные леера.

— Ну что, выяснили? — спросил капитан.