Фрегат «Паллада»

Тогда переводчики попросили позволения съездить к губернаторам узнать их ответ. Баниосы остались. Им показывали картинки, заводили маленький орга́н, всячески старались занять их, а между тем губернаторский подарок пирамидой лежал на палубе. Свиньи, с связанными ногами, делали отчаянные усилия встать и издавали пронзительный визг; петухи, битком набитые в плетеную корзинку, дрались между собою, несмотря на тесноту; куры неистово кудахтали. По палубе носился запах чесноку, редьки и апельсинов. «Хи, хи, хи!» – твердил по-прежнему в каюте Кичибе, а Эйноске тихим, вкрадчивым голосом расспрашивал меня английским ломаным языком, где мы были. «В Китае», – сказал я. «Что видели?» – «Много, между прочим войну инсургентов с империалистами». – «А еще?» – «Еще…» Я знал, чего он добивается, но мне хотелось помучить его. «Еще американцев», – сказал я. «Кого же?» – живо перебил он. «Коммодора Перри…» – «Коммодора Перри?..» – повторил он еще живее. «Не видали, а видели капитана американского корвета “Саратога”!» – «“Саратога”!..» Всё это знакомые японцам имена судов, бывших в Едо. «Где ж Перри? в Соединенных Штатах?» – спросил он, подвинув нос почти вплоть к моему носу. «Нет, не в Соединенных Штатах, а в Амое». – «В Амое?» – «Или в Нинпо». – «В Нинпо?» – «А может быть, и в Гонконге», – заметил я равнодушно.

Через полчаса он передал этот разговор Хагивари: я слышал названия: «Амой, Нинпо, Гонконг». Тот записал.

– Что бы вам съездить хоть в Шанхай, – сказал я Эйноске, – там бы вы увидели образчик европейского города.

– О да, – отвечал он, – мне бы хотелось больше: я желал бы ехать вокруг света. Эта мысль обольщает меня.

– Да вот в Россию поедем, – говорил я. – Какие города, храмы, дворцы! какое войско увидел бы там!

– В Россию нет, – живо перебил он, – там женщин нет!

– Кто это вам сказал? – заметил я, – как женщин нет: plenty (много)! Да вы женаты?

– Да; у меня есть десятимесячная дочка; на днях ей оспу прививали.

– Так что ж вам за дело до женщин? – спросил я.

Он усмехнулся. Каков японский Дон Жуан!

К вечеру пришло от губернатора согласие принять подарки. Насчет приезда полномочных опять просили дать срок, вместо субботы, до четверга, прибавив, что они имеют полное доверие от правительства и большие права. Это всё затем, чтобы заинтересовать нас их приездом. Баниосы сказали, что полномочные имеют до шестисот человек свиты с собой и потому едут медленно и не все четверо вдруг, а по одному. На это приказано отвечать, что если губернатор поручится, что в четверг назначено будет свидание, тогда мы подождем, в противном случае уйдем в Едо.

Такое решение, по-видимому, очень обрадовало их; по этому можно было заключить, что если не все четверо, то хоть один полномочный да был тут.

Живо убрали с палубы привезенные от губернатора конфеты и провизию и занялись распределением подарков с нашей стороны. В этот же вечер с баниосами отправили только подарок первому губернатору, Овосаве Бунго-но: малахитовые столовые часы, с группой бронзовых фигур, да две хрустальные вазы. Кроме того, послали ликеров, хересу и несколько голов сахару. У них рафинаду нет, а есть только сахарный песок.

Надо было прибрать подарок другому губернатору, оппер-баниосам, двум старшим и всем младшим переводчикам, всего человекам двадцати. Хлопот бездна: нужно было перевернуть весь трюм на транспорте, достать зеркала, сукна, материи, карманные часы и т. п., потом назначать, кому что. В этом предстояло немалое затруднение: всех главных лиц мы знали по имени, а прочих нет; их помнили только в лицо; оттого в списке у нас они значились под именами: косого, тощего, рябого, колченогого, а другие носили название некоторых наших земляков, на которых походили. Кое-как уладили и это. Дня два возились с подарками. Другому губернатору подарили трюмо, коврик и два разноцветных комнатных фонаря. Баниосам по зеркалу, еще сукна и материи на халаты. Никто не был забыт, кто чем-нибудь был полезен. Самым мелким чиновникам, под надзором которых возили воду и провизию, и тем дано было по халату и по какой-нибудь вещице.

Сукна у японцев нет, и не все они знают о его употреблении. Им нарочно дарили его, чтоб они узнали, что это такое, и привыкали носить. Потребность есть: зимой они носят по три, по четыре халата из льняной материи, которые не заменят и одного суконного. А простой народ ходит, когда солнце греет, совсем нагой, а в холод накидывает на плечи какую-то тряпицу. Жалко было смотреть на бедняков, как они, с обнаженною грудью, плечами и ногами, тряслись, посинелые от холода, ожидая часа по три на своих лодках, пока баниосы сидели в каюте.

Еще дарили им зеркала, вместо которых они употребляют полированный металл или даже фарфор; раздавали картинки, термометры, компасы, дамские несессеры – словом, всё, что могло возбудить любопытство и обратиться в потребность.