Фрейд

Через религиозный феномен Фрейд подходит к "сущности" цивилизации. На первый план он ставит "принцип отказа от инстинктивных влечений", имеющий две стороны: с одной, этот принцип выдвинут культурой, которая отвергает или ограничивает удовлетворение влечений, получает в свое распоряжение энергию либидо и с этой целью без колебаний подавляет и притесняет; с другой - реализуется через субъекта таким образом, что "сублимация инстинктов составляет одно из самых блестящих явлений в развитии культуры". Против этого двойного влияния, внутреннего и внешнего, индивидуум располагает силой, которую нельзя недооценивать, - свободой; о ней Фрейд пишет словами, которые кажутся вдохновленными Руссо. "Индивидуальная свобода вовсе не продукт культуры" и может проявляться в двух противоречивых видах: "когда она восстает против несправедливого и разрушительного гнета, то благоприятствует "новому культурному прогрессу"; но способна в виде "сохранения остатков необузданного индивидуализма", по тяжеловатому выражению Фрейда, питать "склонности, враждебные цивилизации".

Здесь важно отметить, помимо упомянутых двойственных эффектов, положение свободы относительно культуры, где она смыкается с сексуальностью. Фрейд из без энтузиазма отмечает "тот известный из опыта факт, что половая (генитальная) любовь вызывает в человеческом существе наиболее глубокое удовлетворение своим существованием и составляет для него, можно сказать, прототип всякого счастья; и ... от этого понимания до того, чтобы начать искать счастье жизни в области сексуальных отношений и ставить генитальную эротику в центр жизни, ему остается сделать лишь один шаг". Но этот шаг не делается, поскольку существует культура, наложившая свое вето, и между любовью и цивилизацией начинается "неизбежная... обоюдная вражда", источник затруднений и пагубных эффектов, вроде неврозов, хорошо известных Фрейду, которые заставляют его заявить, что "сексуальная жизнь цивилизованного субъекта ... серьезно нарушена".

В этой точке, где конфликт между Эросом и цивилизацией доведен "до предела" и кажется неразрешимым, Фрейд прибегает к своей технике смещения, заключающейся в том, чтобы выдвинуть в экстремальных условиях ошеломляющую гипотезу, позволяющую нам оторваться от непрерывности текста; он высказывает мысль, что "по самой своей природе половая функция не может ... дать нам полного удовлетворения и вынуждает нас искать другие пути". Где же тогда "культурный отказ", если в "самой природе" половой функции заключена способность ограничивать себя, и она несет в своей собственной структуре путь к отступлению? Не представляется ли с этой точки зрения культура одним из таких путей, используемых сексуальностью для обретения себя? И не стоит ли отметить в антропологических работах Фрейда связь, которую можно выразить поразительной формулой: культура и сексуальность - все та же борьба?

Культура - столбовой путь сексуальности? Можно так подумать, если придать значение длинному примечанию к "Трудностям цивилизации", вынесенному в конец главы, где Фрейд рисует крупными мазками гипотетический портрет "органической" природы человеческой сексуальности: вертикальное положение корпуса человека, обесценивание и ослабление обоняния, подавление анальной эротики, выставление напоказ половых органов и особенно "опасность для сексуальности в целом ... поддаться органическому торможению". Как можно предположить, продолжая мысль Фрейда, это было бы катастрофой в эволюции человечества, которую культура, возможно, позволила избежать, установив правила, требования и законы, служащие для адаптации. К этой черте структуры сексуальности добавляется, увеличивая сложности, то, что человек является "животным, недвусмысленно предрасположенным к бисексуальности", которая заставляет его искать одновременно с объектом удовольствия и в противоречии с ним удовлетворения своих "мужских и женских желаний".

Сексуальность и культура неизбежно должны заключить союз, поскольку борятся с общим противником - агрессивностью. Следует учитывать "инстинктивные данные" человека, напоминает Фрейд, - "значительное количество агрессивности", которое "стоит цивилизации стольких усилий", образует "самую грозную помеху", угрожая ей "разрушением". Эта агрессивность, разделяющая и противопоставляющая людей друг другу, уничтожающая их, отражает работу влечения к смерти в истории и культуре. И что может лучше противостоять ей, как не сексуальное влечение, Эрос, "объединяющий членов общества либидными связями"? Таким образом, через "сексуальные ограничения", которые выдвигает и устанавливает всякая культура, "становится ясным значение эволюции цивилизации, - пишет Фрейд, - она демонстрирует нам битву Эроса со смертью, инстинкта жизни с инстинктом разрушения так, как они проявляются в человеческом обществе".