Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге

Первое столкновение Фрейда с антисемитизмом оказало решающее влияние на его отношение к духовному мировоззрению. В Австрии где-то девять десятых населения причисляли себя к католикам. В такой среде, говорил Фрейд, «я, еврей, был обречен чувствовать себя никчемным чужаком». Можно понять, почему Фрейд подозрительно относился к тому, что называл «религиозным Weltanschauung [мировоззрением]», почему он стремился показать несостоятельность духовного мировоззрения и уничтожить его и почему считал религию «врагом». Если бы не этот «враг», он бы не пребывал среди ничтожных меньшинств и не был бы обречен воспринимать себя «никчемным чужаком»[32]

.

Всю жизнь Фрейд помнил об одном случае, о котором ему рассказал отец, когда мальчику было десять. К отцу подошел хулиган-антисемит, сбил с него шляпу в грязь и закричал: «Жид! Пшел с тротуара!» Зигмунд спросил, как тогда поступил отец. «Я отошел на дорогу и поднял шляпу». Мальчика поразил столь «несмелый поступок сильного мужчины»[33]. В отличие от отца, Фрейд не хотел пассивно принимать антисемитизм, а желал отчаянно, изо всех сил с ним сражаться.

В апреле 1882 года Фрейд познакомился с Мартой Бернайс, а через два месяца они обручились. Ее дед, иудей-ортодокс, был главным раввином Гамбурга, а отец ее следовал всем правилам дедовой веры.

Двадцатисемилетний Фрейд писал невесте об одном случае в поезде: «Тебе известно, как я жажду свежего воздуха и всегда стремлюсь открыть окна, особенно в поездах. И вот, я открыл окно и высунул голову, хоть подышать немного. А мне закричали: “Закрой!”… Я выразил готовность его закрыть, если откроют другое, напротив, – ибо то было единственное открытое окно во всем длинном вагоне. Начались споры, и один уже сказал, что вместо окна откроет вентиляционную решетку, но тут сзади кто-то крикнул: “Да это грязный жид!” – и все стало иначе». Фрейд рассказал, что один из спорящих угрожал ему расправой. Он ответил: «[Я] нисколько не боялся толпы и попросил скандалиста держать при себе пустые угрозы, к которым я не испытывал ни малейшего почтения, а другого – выйти и встретить то, что его ждет. Я был готов убить его…»[34]

В пасхальное воскресенье 1886 года Фрейд, которому уже исполнился тридцать один год, занялся частной невропатологической практикой. С тех пор Пасха напоминала ему об этом. Пятьдесят лет спустя он писал в одном письме: «Пасхальное воскресенье для меня – полувековая годовщина с начала частной практики»[35]

. Многие исследователи отмечали, что Пасха имела для него особое значение, и объясняли это детскими переживаниями из тех времен, когда няня-католичка водила его в церковь. В том факте, что он в этот день начал практику, иные видят уважение к празднику[36], другие – вызов или презрение[37]

.

Частная практика приносила Фрейду достаточный доход, чтобы жениться и содержать семью. 13 сентября 1886 года они с Мартой стали мужем и женой. Он не хотел устраивать традиционную еврейскую свадьбу: ему не нравилась ее религиозная сторона. В какой-то момент он подумал, не стать ли ему протестантом и тем избежать иудейской церемонии, но его отговорил друг и наставник Йозеф Брейер. Пара сочеталась в Германии: была гражданская церемония в ратуше, а на следующий день – скромная иудейская церемония в доме невесты с горсткой родных[38].

Десять лет спустя, в октябре 1896 года, умер отец Фрейда. В письме к Флиссу Фрейд говорит: эта смерть «глубоко повлияла на меня… и снова пробудила во мне все детские чувства. Я почувствовал, что начисто лишился корней». По его словам, смерть отца – «важнейшее событие, горчайшая потеря в жизни». Якоб Фрейд едва сводил концы с концами, не мог поддерживать сына в учебе и, чувствуя себя униженным, вынужден был принимать помощь от семьи жены. Фрейд считал отца неудачником. Но эта смерть его глубоко поразила. И в самом деле, в моей клинической практике я замечал, что с потерей родителя справиться тем труднее, чем больше осталось к нему неразрешенных негативных чувств. Смерть отца побудила Фрейда к самоанализу; под ее влиянием он написал свой наиболее значимый труд «Толкование сновидений» и начал формулировать теорию эдипова комплекса. Этот предмет, вызывающий столько споров и среди психоаналитиков, и за пределами их круга, может помочь нам объяснить и чувства Фрейда к идее Верховного Авторитета, и то, что он постоянно нападал на духовное мировоззрение.