Фридрих Барбаросса

В том же сентябре, после описанных событий, Барбаросса посетил Монцу, попавшую из-под миланской власти под власть Империи. Там он провел переговоры с рыцарями Мартезаны и Сеприо, областей к северо-западу от Милана, которые издавна были излюбленным объектом территориально-политических притязаний этого города, и передал власть над этими землями своему уполномоченному — графу Госвину фон Хайнсбергу. Тем самым он создал заслон между Миланом и Комо, подчиненный непосредственно императору. В Монце большая часть немецких имперских войск была распущена. Уже здесь возникла проблема, в дальнейшем то и дело осложнявшая для Штауфена воплощение в жизнь итальянской политики: как собрать и удержать достаточно крупные военные силы. Ради этого он, в частности, должен был обеспечить безопасность путей сообщения с севером. В октябре, получив весть о захвате крепости Гарда веронцем Туризендо, Фридрих направился в район Вероны, чтобы продемонстрировать свою власть в этой «болевой точке».

После краткого пребывания императора во владениях Матильды на Виа Эмилия, которые он, несмотря на их передачу герцогу Вельфу VI, хотел удержать под своим непосредственным влиянием, 11 ноября, в день святого Мартина, на Ронкальских полях близ Пьяченцы на реке По открылся уже давно планировавшийся большой рейхстаг Центральной темой этого съезда было упорядочение отношений между имперской властью и коммунами^[143]

. Император изложил свою программу, те нормы, на которых в дальнейшем должны были строиться эти отношения, тем самым поставив имперскую политику в Италии на совершенно новую основу. В отличие от прежних времен, когда он в союзе с одной группой городов действовал против другой, отныне был провозглашен принцип главенства имперской власти над всей совокупностью коммун. Фридрих весьма искусно использовал налаженные еще с 1155 года связи с правоведческой школой Болоньи. Для консультаций он привлек четырех самых значительных юристов того времени (Булгара, Мартина Гозия, Якова и Уго ди Порта Равенната), однако выслушал и тех, кого это касалось, — представителей четырнадцати городов. С определением регалий главная проблема, вызывавшая напряженность в отношениях между императором, притязавшим на эти имперские права, и городами, которые официально или фактически пользовались последними, получала четкую правовую основу. Отныне — после капитуляции Милана — выдвигаемое повсюду требование к властям Империи возвратить эти суверенные права и заново их предоставить станет для Штауфена важным источником доходов имперской Италии.

К величайшим достижениям этого рейхстага прежде всего следует отнести три закона, тексты которых обнародовали в Ронкалье: о том, что любые права осуществления юрисдикции и суверенного применения силы исходят от Империи; о праве императора возводить пфальцы и резиденции везде, где ему заблагорассудится; об определении видов налогов, как было принято во времена древнеримских императоров. Проведение в жизнь этих законов, особенно первого из перечисленных, станет сутью политики Штауфена в ближайшие годы — правда, оно будет чревато и новыми конфликтами. В городах, традиционно дружественных Империи, проблем в связи с этим не возникало. При проштауфеновской политике таких коммун, как Павия, Кремона или Лоди, утверждение императором избранных консулов и исполнение тем самым ронкальских законов не встречало сопротивления. Однако в городах, где существовали разные группировки (Пьяченца) или где штауфеновскому диктату подчинились лишь под давлением военной силы (Милан), дело обстояло иначе. Даже в приморском городе Генуе Фридрих натолкнулся на сопротивление, когда хотел настоять на власти Империи в отношении Сардинии и Корсики. Генуэзцы уступили военному нажиму только тогда, когда Штауфен продвинулся до Боско: они присягнули императору, выплатили деньги и обязались прекратить строительство городской стены. Тогда Фридриху удалось сломить гегемонию этого приморского города — по крайней мере, на время. Савона, Альбенга и Вентимилья были подчинены непосредственно Империи^[144].