Фактически две категории итальянцев, воодушевленных совершенно разными идеями, начали скреплять свой союз, опираясь на желание восстать против немецкого ига. С одной стороны, были те, кто считал, что Фридрих в своей политической деятельности преступил черту, что военные и налоговые постановления его наместников невыносимы, их жестокость отвратительна; эти люди не смогли добиться, чтобы император их выслушал (в частности, в Лоди в ноябре предыдущего года), и пришли к мысли, что для борьбы нет другого способа, кроме силы. Но в глубине души они сохраняли еще почтение к императору и не сомневались в его правах на полуострове; оспаривали они лишь методы, которыми эти права воплощались в жизнь. Таким было отношение жителей Кремоны, таким же будет оно и у правящих кругов Лоди, Пармы и многих других городов, а также и у большинства их жителей. Но, с другой стороны, были и такие, что всегда восставали против тевтонцев и против императора во имя коммунальных свобод, считавшихся само собой разумеющимися и незыблемыми. Эти люди тоже признавали себя подданными империи, которую считали некоей конфедерацией, включающей различные единицы — графства, герцогства, епископства, города и т. д., - каждая из которых имела свой собственный юридический статус. В их глазах император мог претендовать на сильную постоянную власть на полуострове. Так рассуждали разобщенные миланцы, вероятно, многие веронцы и другие, видевшие в лице папы и архиепископа Гальдини твердую поддержку и предлагали тем самым папству основные принципы итальянской политики, которые папство до сих пор ясно себе не представляло.
Встреча весной 1167 года была собранием сторонников имперского суверенитета в интересах их городов и установления порядка в Италии, требовавших от монарха умеренного отношения к защитникам городских свобод: с одной стороны — умеренные гибеллины, или просто гибеллины, несмотря ни на что сторонники империи и Штауфенов и названные так (впоследствии) по имени замка Вайблинген, произносимому на итальянский манер; с другой стороны — гвельфы, по имени Вельфов, семейного клана противников Штауфенов.
Той весной 1167 года первые из них были сильнее. Они в полном смысле спровоцировали восстание и сначала руководили союзом; их запальчивость происходила от досады, что император с ними не считается, и они были сильнее, потому что их меньше притесняли императорские чиновники. С февраля контакты держались в строгом секрете. В марте Кремона заключила пакт с Мантуей, Брешиа и Бергамо. 7 апреля она собрала представителей многих городов в Понтиде, где было решено восстановить Милан, также вошедший в союз. Потом Кремона взялась устранить кое-какие трудности; она предложила всем городам присоединиться к союзу, имеющему очень простую цель: добиться, чтобы Фридрих признал за коммунами права и свободы, которыми они обладали при Конраде и его предшественниках. Щекотливые вопросы о происхождении этих прав и свобод были оставлены в стороне. Союзники договорились давать каждому новому городу, вступающему в конфедерацию, гарантии территориального, экономического (дорожные пошлины), военного и учредительного порядка и не стремиться побороть партикуляризм. Так в начале лета была создана Кремонская лига.
12 сентября в Павии Штауфену было донесено об этих событиях; в то же время он узнал, что многие ломбардские города прогнали наместников-подест и императорских офицеров, заявили об отказе выполнять свои обязательства, закрыли ворота перед немцами и вновь призвали своих епископов-александровцев. Следовательно, дело было серьезным, даже если Тоскана и Центральная Италия, находившиеся в руках и под присмотром германских хозяев замков, оставались относительно спокойными. 21 сентября Фридрих объявил о намерении покарать мятежные города: он не мог поступить иначе, ибо рисковал потерять все. Коммуны ответили на это военными вылазками. Это было объявлением войны.
К несчастью, у Фридриха больше не было армии. Он, конечно, надеялся получить помощь от итальянцев, которые оставались его союзниками, — от маркиза Монферра, графа Бьяндрате, от Павии; но они не смогли оказать ему достаточной поддержки. Он постарался получить подкрепление из Германии и послал письмо, подробности которого до нас не дошли, епископу Фрейзингенскому, сообщая ему о мятеже и о намерении бороться с Миланом, Пьяченцей, Кремоной, Бергамо, Брешиа, Пармой, Мантуей и городами Веронской марки. Все было напрасно.