Фридрих Барбаросса

Этот документ действительно оказался решающим в вопросе о возвращении на епископское кресло в Хальберштадте епископа-александровца Ульриха, смещенного в 1160 году; он был восстановлен на своем месте, которое «раскольный» Геро уступил без возражений. Но Геро в бытность свою епископом был очень послушен герцогу Саксонскому; очевидно, для обеспечения себе поддержки этого принца, очень сдержанного в вопросе о папе, Геро без колебаний передал ему огромные церковные земельные наделы. Восстановленный в сане епископа Ульрих сразу же постарался получить эти владения назад, аннулировав решения своего соперника. Лев отказался их вернуть. Епископ собрал вокруг себя несколько феодалов, всегда готовых выступить против слишком властного сеньора, заручился поддержкой знати, заинтересованной в ослаблении позиций Генриха, в частности, архиепископа Кельнского — Филиппа Гейнсбергского, который когда-то что-то не поделил с Вельфом. Когда император по возвращении в Германию созвал ассамблею в Шпейере, Ульрих и его союзники обратились к ассамблее со своими жалобами. 11 ноября жалобы были официально рассмотрены ассамблеей, а значит, и Фридрихом.

Фридрих отказался от той линии поведения, которой решительно и неуклонно следовал с момента своего прихода к власти, и выражавшейся в постоянной поддержке им своего кузена. Вместо того, чтобы постараться утихомирить жалующихся принцев и сеньоров, он выказал большое внимание к заявлениям и дал понять, что считает действия герцога Саксонского недопустимыми и преступными. Это был конец сотрудничества с ним, возобновление распрей между Штауфеном и Вельфом, прекращение политики, которой император следовал до сих пор.

Историки задавали себе вопрос, каковы могли быть истинные мотивы императора, и как всегда в поисках оригинальности, порой в ущерб здравому смыслу, обнаружили множество причин. Все же кажется, что ответ на этот вопрос довольно прост для всякого, кому известна личность Барбароссы и кто изучил его деятельность с 1152 года. Действительно, монарх не может допустить, чтобы королевской властью пренебрегали и угрожали ей; и если он намерен основывать свою немецкую политику на сотрудничестве с принцами, то для него Генрих — прежде всего и только лишь один из них. Иначе говоря, в 1152 году, поскольку Лев был гораздо могущественнее, чем все остальные, и поскольку, с другой стороны, в интересах общего мира и ради осуществления итальянской программы в тот момент следовало положить конец старым распрям двух соперничавших династий, он построил свое сотрудничество на дружбе с ним. В течение двадцати лет император относился к Генриху благосклонно. В противоположность тому, что пишут некоторые историки, он «не грыз удила» в ожидании случая для сведения счетов, так как мог бы действовать, опираясь на поддержку многих аристократов уже в 1164–1165 годах, а тем более в 1170 году. Напротив, герцог должен был дружить с ним и помогать в случае надобности. Однако, когда в Чивитавеккья император попросил у того подкрепления, то получил отказ. Беспокойство, терзавшее его с 1171–1172 годов, теперь уступило место раздражению. Приглашение епископа из Хальберштадта на ассамблею в Шпейер предоставило ему случай вновь взять в свои руки инициативу, которую он как будто утратил в 1176 году.

Власть монархии, авторитет империи были поруганы, потому что монарх не получил того, что вправе был требовать в плане морали и правосудия. В этой связи аргументы Генриха: его предприятия на востоке, скупка имущества и прав Вельфа VI, которые, естественно, обусловливали незаинтересованность его семейства в делах на полуострове, а может быть, даже сама возможность отказать императору в поддержке — особого значения не имели. Фактом оставалось то, что он его унизил. Более того, вел себя как настоящий суверен в своих ленах, особенно в Саксонии; с каждым днем он все больше превращал свое герцогство в отдельное государство, выходящее из подчинения монарху. В 1172 году он возглавил «свой» крестовый поход в Святую землю и был принят королем Иерусалима и высшей знатью западноевропейских стран с королевскими почестями, что было нетерпимо. Наконец, в политическом отношении сотрудничать с принцем, беспрестанно вызывавшим протесты других аристократов, — не могло ли это заставить их изменить своей клятве верности и помешать настоящему сотрудничеству? Императорский авторитет, мощь и сплоченность королевства, политическая логика, даже общественная мораль требовали разрыва.

Вопрос о разрыве был решен на ассамблее в Шпейере. Но Фридрих, озабоченный тем, чтобы лучше утвердить свое право и избежать подозрений в обмане или несправедливости, решил повести дело с величайшей осторожностью и с максимальным соблюдением юридических форм. Из предосторожности — в соответствии с феодальным обычаем и принципами германского правления — он передал вопрос принцам для принятия решения, что отнюдь не помешало ему оказывать влияние на эти решения или, по крайней мере, не скрывая своей враждебности к обвиняемому, позволить его многочисленным врагам свести с ним счеты.