Фридрих Ницше

Ницше узнал новости, которые взволновали его: Роде был назначен профессором Лейпцигского университета. Ницше был рад за своего друга и самым искренним образом поздравил его, но вместе с тем он не мог подавить в себе некоторой грустной мысли о самом себе. «Теперь, — пишет он Петеру Гасту, — философский факультет состоит наполовину из «моих друзей (Царнке, Гейнце, Лескин, Виндиш, Роде и т. д.)».

Ему вдруг захотелось уехать, увидеть свою мать, покинутую обоими своими детьми, ему захотелось услышать ее дружеский голос и, наконец, он хочет лично переговорить с пресловутыми издателями, которые издают по 20 000 томов в год и не хотят издать его произведения. Он уезжает из Венеции и прямо едет в Лейпциг.

Там он первым делом идет к Эрвину Роде: он выбрал неудачное для визита время. Роде был очень занят и принял довольно неприветливо неожиданного посетителя, этого странного, нарушившего порядок его жизни человека. «Я видел Ницше, — пишет он позднее, — и в нескольких словах объясняет причину своего холодного приема. — Все его существо было проникнуто какой-то не поддающейся описанию странностью и приводило меня в беспокойство. В нем было что-то незнакомое мне раньше, а в том Ницше, которого я знал прежде, не хватало многих черт. Он производил впечатление человека, вышедшего из страны, где никто не живет». Ницше сказал ему: «Я бы хотел услышать, как ты говоришь». Роде повел его на свою лекцию и посадил среди молодых своих слушателей, которые не знали ни его произведений, ни даже не слышали его имени. Ницше немного послушал и ушел. «Я слышал в университете лекцию Роде, — пишет он лаконически сестре, — я не могу больше никого видеть. Для меня ясно, что Лейпциг не может служить мне местом для отдыха».

Ницше уехал бы из Лейпцига так же поспешно, как из Ниццы и Венеции, но его удерживают очень неприятные дела. Он по нескольку раз ходит к издателям и ведет с ними переговоры. Наконец в нем проснулось чувство собственного достоинства; он хочет, чтобы книга его вышла в свет, и как ни трудно ему было сделать это, он решается печатать книгу за свой счет.

Мать его, которая с отъездом Лизбет была совсем одна, ожидала его приезда в Наумбурге. Она возбуждает в Ницше чувство живейшей жалости: он знает о том отчаянии, в которое повергал ее отъезд обоих детей, и то беззаконие, которое Ницше проповедовал в своих книгах. «Не читай их, — без конца повторял он ей, — я их пишу не для тебя», но тем не менее любопытство заставляет ее интересоваться им, и недовольство ее не утихает. Ницше не хочет уезжать из Германии, не доставив ей небольшой радости, и решает провести с ней неделю; но у него не хватило силы удержаться и не рассказать ей о своих неприятностях; он жалуется, возмущается и оставляет бедную женщину еще более опечаленной и несчастной, чем он ее нашел.

Проезжая мимо Мюнхена, Ницше захотел повидать барона и баронессу Зейдлиц и отдохнуть в их симпатичной компании; но он узнал, что они уехали, и нашел дом запертым.

Покидая Германию, которую он видел в последний раз, Ницше едет по дороге к Верхнему Энгадину, от которого он всегда ждет облегчения. Но в июле там начались холодные туманы, и для Ницше наступил опять длинный период невралгии и меланхолии.

II

Воля к власти

Название друзей не подойдет к тем неизвестным лицам, к этим русским, англичанам, швейцарским, еврейским дамам, которые, встречая каждый сезон этого очаровательного, всегда одинокого и больного человека, не могли отказать ему в быстро зарождавшейся симпатии. Вот их имена: m-me Рёдер, Марусова, m-lle Циммерн и фон Сали-Маршлин (подруга m-lle фон Мейзенбух). Были и другие, но имена их неизвестны.

Какого мнения были о нем все эти люди? Он избегал разговоров, которые могли удивить и огорчить их, он хотел в их присутствии быть (и умел это делать) любезным собеседником, образованным, утонченным, сдержанным. Одна, очень хрупкого здоровья, англичанка, которую Ницше часто навещал и развлекал, сказала ему однажды:

— Я знаю, m-r Ницше, что вы пишете, я хотела бы прочесть ваши книги.

Он знал, что она горячо верующая католичка.

— Нет, — отвечал он ей, — я не хочу, чтобы вы читали мои книги. Если бы в то, что я там пишу, надо было верить, то такое бедное, страдающее существо, как вы, не имело бы права на жизнь.

Другая знакомая дама однажды сказала ему:

— Я знаю, m-r Ницше, почему вы нам не даете ваших книг. В одной из них вы написали: «Если ты идешь к женщине, то не забудь взять с собой кнут».

— Дорогая моя, дорогой мой друг, — отвечал Ницше упавшим голосом, взяв в свои руки руки той, которая ему это говорила, — вы заблуждаетесь, меня совсем не так надо понимать.