Фридрих Великий

Ему к тому же правилось обсуждать религиозное учение. Он любил подшучивать над банальностями, нападать на защитников догм и при этом смотреть, насколько далеко он может зайти, провоцируя собеседника. Фридрих, казалось, не заметил, что крупнейший последователь Лейбница и Вольфа Иммануил Кант преподавал в Кёнигсберге в течение всей второй половины его правления. Кант, восхищаясь Фридрихом, после смерти короля создал учение, которое вступило в противоречие с доктриной ортодоксальных лютеран, что могло бы немного обеспокоить Фридриха. И все же, встречая искреннюю веру, он уважал ее. Один из его генералов, католик, обычно во время битвы рисовал шпагой в воздухе знак креста, прежде чем броситься в атаку. Однажды Фридрих это заметил и принялся над этим насмехаться. «Сир, — был ответ, — не обращайте внимания на подобные мелочи. Если я твердо исполняю свой долг и старательно служу вам, какая вам разница, какие религиозные обряды я исполняю? А какая для вас выгода может быть в том, чтобы делать посмешище из самых преданных слуг?» Фридрих молча выслушал это, и все осталось, как прежде.

В письмах к любимой сестре Вильгельмине он заявлял о своей убежденности, что встретит ее вновь в лучшем мире. Порой казалось, он понимал возможность существования внутреннего мира, который, видимо, является божественным даром и важнее мирской суеты.

Lorscue l’orage gronde,Le Sage dans son coeur garde une paix profonde,Et sans s’inquiéter d’un funeste avenir

Il I’attend, sans le prévenir[39]

, —

написал он в 1760 году после постигшей его катастрофы в жестокой битве при Кунерсдорфе. Когда после семи лет войны Фридрих наконец вернулся в Берлин и в часовне Шарлоттенбурга был исполнен благодарственный молебен, все видели, как король закрыл лицо ладонями и по его щекам бежали слезы. При Цорндорфе в августе 1758 года Фридрих услышал мелодию, которую исполнял оркестр одного из полков, идущих в сражение, ставшее одним из самых кровавых в его жизни. Он спросил название мелодии, и ему ответили, что это лютеранский гимн «Ich bin, ja, Herr, in deiner Macht» — «Да, Господи, я и руках твоих». Фридрих, глубоко тронутый, про себя повторял слова гимна.

Годы, проведенные Фридрихом в Рейнсберге, много значили для формирования личности, именно в это время проявились основные черты его характера. На собственном опыте он выработал точку зрения на воспитание монарха, которую излагал в разное время. Правитель должен учиться быть гуманным, мягким и милосердным. Он обязан изучать историю; должен знать, что из всех недостатков грубость является наихудшим. Может показаться, что это не соответствует характеру самого Фридриха, особенно к концу жизни, но он повторил свое заявление и в 1768 году.

Из-за широты интересов — музыка, литература, философия, попроси управления, экономика, армия — Фридриха воспринимали как человека-универсала, эрудита. В сущности, он таким и был, порой демонстрируя излишне самоуверенно свою многосторонность. На эту черту обратил внимание прекрасный дипломат маркиз де Валори, который начиная с 1739 года провел в Берлине одиннадцать лет в качестве французского посла. Он хорошо знал Фридриха и кронпринца, и короля. Валори принял пост посла у небезызвестного маркиза де ла Шетарди, и сначала Фридрих счел его скучным. Валори, писал он в резких выражениях Вольтеру в декабре того года, служит напоминанием, насколько ему не хватает его предшественника. Фридрих жаловался, что Валори, старый солдат, неинтересен, чрезвычайно толст, ведет разговор так, словно его собеседник — своего рода укрепление противника, которое нужно захватить; его военные воспоминания скучны. Новый посол тем не менее прекрасно понимал Фридриха и относился к нему в целом с симпатией. Кронпринц, говорил Валори, человек интеллектуальный — ни у кого нет столь живого ума, однако склонен считать, что лишь немногие им обладают. Он складно говорит, живо и с чувством; остроумно. Язык чрезвычайно остер и норой жесток. У Фридриха сильный характер, он стремится к господству, его остроумие довольно забавно и приятно, но может оскорбить. Говорит не только складно, но и много, и иногда может разговориться настолько, что противоречит себе; как и большинство монархов, он не очень любит слушать. Валори отмечает чрезмерную недоверчивость кронпринца, в котором безошибочно угадывалась властная натура. Он полагал, что остальные рождены для подчинения. Другого французского посланника, маркиза де Бово, меньше впечатлили проявления доброй воли Фридриха. «В душе, — писал Бово в декабре 1740 года, — он ненавидит Францию; его истинное намерение заключается в том, чтобы унизить нас». Это было слишком жестоко, Фридрих относился к Франции несколько иначе.