Фригидная для оборотня многоженца

Джек был отправлен на бои без правил. Ему дан шанс или выгрызть зубами себе жизнь. Или же принять смерть. Он не волк, и пусть выживает в людском обществе. Это тоже решение моего друга, мне уже давно нет дела до ничтожного создания.

Мегги обрекли жить на цепи. Она была отдана в другую стаю. И стала прислужницей и шавкой для волков.

Отгоняю воспоминания. Не хочу, чтобы они отравляли мое настоящее. Иду к жене. Подхватываю ее на руки. Прижимаюсь губами к волосам. Чую, как в ее плоском животике бьются сердца сына и доченьки. Душа купается в нежности.

— Рэй! Я могу и сама идти! — и снова ее смех. Эти ямочки на щечках. Раньше ведь и не знал, что они есть. Любовь преображает.

— Зачем? Ведь я хочу носить тебя на руках всю жизнь, — целую мою сладкую девочку. Теряю голову от желания, от ее запаха, который давно заменил кислород.

— И все же я удивлена, — гладит меня по руке, трогает безымянный палец с кольцом, где выгравировано ее имя, — Волк и согласно людским традициям носишь кольцо…

— Это еще одно подтверждение, что ты принадлежишь мне и душой, и телом, — взбираюсь в гору. Урчу от удовольствия, когда ее шаловливые пальчики скользят по груди.

— Прямо сейчас хочу! — в глазах загорается голубой огонь, ее страсть, пробудившись, растет с каждым днем. И я шалею, оттого, как она преображается, как тает в моих руках.

— Чего же хочет, моя родная? — шепчу вмиг охрипшим голосом и ускоряю шаг. Несу свое сокровище в наше логово.

— Тебя! — покрывает поцелуями шею, прикусывает кожу.

Перед домом просит поставить ее на ноги. Оказавшись на земле, заливаясь звонким смехом, бежит от меня прочь, на ходу сбрасывая платье и купальник. Подбегает к деревянным качелям, взбирается на нее.

— Хочу тут! Хочу летать с тобой! — отталкивается от земли, и я невольно любуюсь, как ветер ласкает ее волосы. Как сверкают глаза. Неужели она принадлежит мне? В груди что-то щемит, эмоций так много, что они не помещаются в сердце. В мгновение ока оказываюсь рядом, впиваюсь в ее губы. Вырываю стоны и с жадностью испиваю их. А руки уже блуждают по родному телу. Груди налились, стали еще полнее. Да и моя девочка округлилась, беременность так красит ее. Хочу оставить отпечаток своих губ на ней. Отметить каждую клеточку.

Ничего нет прекрасней ее отзыва. Ее жажды ласк, и такого неистового и нежного голода.

— Сладкая моя, — провожу языком по соску, внутри все взрывается фейерверком ликования. Она запрокидывает голову, припухлые губы приоткрыты, хватают воздух, глаза затуманены желанием. Она шедевр. Невероятна в своем природном великолепии.

Становлюсь на колени. Раздвигаю ее ноги и пробую нектар на вкус. Ее складочки сочатся соками желания. Хочу испить их все. Нет ничего слаще истинной пары. Ее наслаждение пронзает меня током. Оно течет в моей крови, окутывает разум сладким дурманом.

Обхватываю губами клитор, неистово хочу вырвать очередные стоны. Часы, дни напролет, готов вот так стоять и испивать ее. Вивьен зарывается руками мне в волосы. Прижимает голову к лону.

— Рэй, как же восхитительно, — кричит, не стесняясь своих стонов. Еще сильнее раскрывается для меня, отдается полностью.

Клитор бешено бьется во рту. Глажу его языком. Ускоряю ритм. Ввожу два пальца в лоно, издаю глухой стон, от того, как стеночки приветливо сжимаются. Ее удовольствие бесценно.

— Рэй… ох… как же я тебя люблю… — стонет, содрогаясь в судорогах оргазма.

Освобождаюсь от одежды. Приподнимаю ее. Сажусь на качели и опускаю свое сокровище сверху. Плоть в плоть. Сердце к сердцу. Отталкиваюсь ногой. Мы летим навстречу ветру, охваченные страстью. Нескончаемый круговорот удовольствия. Она сокращается вокруг меня, я проникаю все дальше и дальше. Хочу расцеловать ее внутри. Ласкать там, где зародилась и расцвела наша любовь. И нет пределов чувству, с годами оно лишь крепнет и растет. Становится больше, сильнее, ярче. Только с ней рука об руку до скончания веков.

Мы летим к небесам. Дальше. В космос. К звездам. К бескрайней любви. Бесконечному счастью. Ветер ласкает нас, а тела одновременно охватывают вспышки оргазма.

— Люблю тебя… родная… — чувствую, как наши души сплетаются так, что никаким силам не подвластно их разъединить.