Контейнеры принесли. Железяки мы извлекли. Повертели в руках. Что могу сказать… Платы. Обычные платы. Хотя нет, как раз необычные. Атмосфера им не страшна. Не страшны и ударные нагрузки в определённом пределе. Ракета с боеголовкой летит со страшнючими перегрузками, а может вообще залететь из космоса в атмосферу. И до самой земли, до самого поражения, блок должен быть рабочим, чтобы изделие не жахнулось в поверхность, как астероид, а долбануло за сколько-то сот метров от неё, создавая максимальную ударную волну. И вот эти устройства были пробиты снарядом от рельсовки — калибр подходит. Почему не все? Так ведь процесс небыстрый: снять изделие со стеллажа в хранилище, привезти в какое-то специальное место (наверняка существуют такие для какого-нибудь ремонта), раскурочить, вытащить, поставить на место, отвезти изделие на склад. И наверняка есть какие-нибудь протоколы визуального осмотра, согласно которым для чего-то подобного не требуется разрешение «сверху». Что при наличии своих людей в робах механиков-обслуги, делается на раз. Потому так мало изделий повредили. Больше бы времени — больше бы сделали гадости, просто не успели.
— Прикольно! — хмыкнул я, нервно сглатывая. — И сколько блоков повреждено?
— Шестьдесят пять, — ответил один из генералов — Эдуардо, видимо, растерялся и забыл, что говорить типа должен он, но сейчас уже было всё равно. Я его выделил, дальше пусть учится, а у нас время конструктива — не до педагогики. — И все изделия со складов хранения, буду справедлив. Ничто с боевого дежурства испорчено не было, по крайней мере из того, что проверили, а проверили примерно восемьдесят процентов боевых частей на планете.
— Жесть! — Фрейя хотела сказать покруче, но вспомнила, что она глава государства, и ей нельзя.
— Какие именно изделия по типу были выведены из строя? Килотонные? Мегатонные? Стамегатонные? — А это я.
— Разные. — Генерал нахмурился. — Все — боеголовки мегатонного класса, от десяти до полусотни, килотонных нет. Но есть нюанс, который бросается в глаза: выведены из строя все геологические бомбы, стоящие на вооружении.
— Так-так!.. — подалась вперёд Фрейя, глазки её зло засверкали.
Хмм… А для триггеров нужны именно килотонные. Значит тут другой косяк, с другими организаторами — дела не связаны. Но в свете последних разведданных по мятежникам, получается не менее грустная картина, чем атака Союза. А может даже более серьёзная, учитывая спокойствие, с которым предатели раскурочили шестьдесят пять ядерных боеголовок с хранения.
— Сколько их всего? — спросил я военного. — Геологических бомб? На вооружении… Было?
— Я могу разгласить эту информацию? — Генерал посмотрел на Фрейю, скосив краешки глаз в сторону Манзони.
Фрейя посмотрела на меня. Я подумал и кивнул — реликтовое оружие, ни разу не применявшееся в бою в принципе — почему нет? Не такая и большая тайна. Высочество тяжело вздохнула (не любит когда я играюсь неконвенциональными игрушками, а я чем дальше, тем больше ими балуюсь) и дала добро генералу.
— Их тридцать шесть, ваше высочество, ваше превосходительство… — При словах «ваше превосходительство» сеньор посмотрел не на отца Фрейи, а…. Та-дам! На меня! И думал в тот момент о чём угодно, только не о том, как правильно ко мне обратится — он вояка, а не царедворец. И только после, спохватившись, чтоб сгладить, глянул на сеньора Серхио, и, чтобы совсем не подумали чего, дополнительно обозначая, поклонился. Но мы ж не слепые, всё увидели, как было.
Почему я напрягся? Потому, что рановато мне ещё становиться превосходительством. За такую спешку от главы государства прилетит…
Но неожиданно ситуация разрешилась легко. Фрейя, оценив конфуз, посмотрела на меня, томно-загадочно улыбнулась: «Они спешат, но в целом всё правильно». Да и произнёс это военный, а не политик, а к военным на их оговорки у нас всегда отношение более лояльное… Пока они войны выигрывают, конечно.