Фритьоф Нансен

Он вышел на небольшую площадь возле церкви. Боже, какая толпа! Моряки, докеры, люди в комбинезонах. Очень много женщин. Двое полицейских в черных мундирах, с короткими саблями у пояса сдерживают людей у входа в церковь. Неясный гул стоит над площадью.

Нансен медленно пробирается сквозь толпу. Полицейский узнает его, предупредительно расчищает дорогу.

В церкви полны все скамьи, забиты проходы. Джонсон, его помощник, нервно перебирает фотографии. Гул с площади, где шумит толпа, сначала мешает Нансену говорить.

— В одной из самарских больниц сестра милосердия, сидевшая у постели тифозного, неожиданно обратилась ко мне по-шведски. Ее имя Карин Линдског. Она добровольно поехала к голодающим России. Вот телеграмма из Москвы. — Нансен достает голубой бланк. — Неделю назад она умерла в Самаре от сыпного тифа. И вот еще телеграмма. Доктор Феррер, с которым я ездил по Волге, только что скончался в московском госпитале. Он заразился сыпным тифом в голодных деревнях. Когда я прощался с ним, его рука была суха и горяча. «Расскажите всем, что делает тут голод!» — сказал он мне. Это был настоящий человек, герой долга. Вечная ему память, вечная память Карин Линдског, женщине с большим сердцем.

Торопливо встали те, кто сидел на скамьях. Минута молчания — и снова голос Нансена, разносящийся под гулкими сводами. Ровный голос, страшный рассказ. Снимки, которые Джонсон поднимает над головой, — правда о Поволжье.

Тишина такая, что, когда кто-то роняет на плиты ключ, все вздрагивают. Вдруг зарыдала молодая женщина. Ее уводят.

А Нансен говорит и говорит. Правда о Поволжье, страшная правда…

Нансен сел на ночной поезд, идущий в Кристианию. Почти все свои деньги он отдал для помощи голодающим и ездил теперь в неудобных вагонах с жесткими, тесными сиденьями.

По перрону носились мальчишки, размахивая пачками вечерних выпусков газет.

— Покупайте «Дагбладет»! Протест против выступления Нансена в церкви! Масса интересных новостей! Покупайте «Дагбладет»!..

Нансен не стал покупать газету.

Дома накопилась груда писем. Он вскрывал конверты ножом из моржового клыка, подаренного ему когда-то в Хабарове. Письмо «группы русских патриотов» с обычной бранью и угрозами. Среди подписей странно знакомая фамилия: Лорис-Меликов. Неужели тот, с которым он путешествовал по Енисею?

Бланк перевода: рабочий из Монтевидео шлет свои сбережения. Перевод от рыбаков с Лофотен.

«Дорогой мальчик», — прочел он еще на одном бланке. Ошибка? Нет, нет… «Дорогой мальчик, помнишь ли ты пастора Вильгельма Холдта, у которого жил в Бергене… Я теперь совсем стар, одинок, бог взял мою Марию… Посылаю тебе 371 крону — это все, что у меня есть… Купи им хлеба, я читаю о тебе в газетах, молюсь за тебя…»

В других конвертах были отчеты нансеновской организации из России, протоколы Лиги наций, журналы научных обществ. Низ корзинки для писем занимал большой пакет с советским гербом на пяти сургучных печатях. В нем оказался лист плотной меловой бумаги с тем же гербом, лиловой печатью и подписью. Текст был написан по-русски, и Нансен ничего не понял.

Но на бумаге попроще, тоже вложенной в конверт, оказался перевод. Нансену посылали выписку из речи Калинина на IX Всероссийском съезде Советов в Москве, в которой русский президент счел нравственным долгом особо выделить деятельность борца с голодом — норвежского гражданина Нансена.

Калинин предложил съезду письменно засвидетельствовать Нансену признательность за бескорыстную работу в пользу голодающих. Съезд принял это предложение и постановил послать гражданину Нансену грамоту. Большой лист с лиловой печатью и был этой грамотой:

«Гражданину Фритьофу Нансену.

IX Всероссийский съезд Советов, ознакомившись с вашими благородными усилиями спасти гибнущих крестьян Поволжья, выражает вам глубочайшую признательность от имени миллионов трудящихся населения РСФСР.

Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина Ф. Нансена, героически пробивавшего путь через вечные льды мертвого Севера, но оказавшегося бессильным преодолеть безграничную жестокость, своекорыстие и бездушие правящих классов капиталистических стран».

Нансен беспокойно спал ночь, прислушиваясь к гулу сосен. Свист ветра напоминал ему о буранах Поволжья, о дорогах, переметенных снегом.

Через всю первую страницу утренней газеты протянулся хлесткий заголовок: «Нансен показывал в стокгольмской церкви снимки голодающих в Сирии и Ливане, выдав их за фотографии голодающих русских».

Снова ложь, наглая, омерзительная! Так было вчера и будет завтра. Они хотят, чтобы он отступил. Но он не отступит.

«Я верю в великую будущность России»

В январе 1923 года Нансен снова был на пути в Москву.

Россия поборола голод. Ей помогли рабочие многих стран, создавшие Международный комитет рабочей помощи. Помогла организация, созданная Нансеном. Часть продовольствия послала Америка. Но главное сделали сами большевики.