Фронт без линии фронта

Еще у подростка Рихарда, увлекавшегося историей, были свои любимые периоды в развитии человечества. Более всего он преклонялся перед французскими революционерами. Позже он мог прочесть у Ленина: «Мы знаем, как во Франции в 1848 году расправлялись с пролетариями, и когда нас упрекают в жестокости, мы недоумеваем, как люди забывают элементарнейший марксизм». Рихард Зорге хорошо усвоил «элементарнейший марксизм». Он хорошо разбирался в том, какие ошибки погубили дорогую ему Парижскую коммуну. И зло, едко смеялся в своих статьях над новоявленными пацифистами и чистоплюями и над теми болтунами, кто верит, «будто одним голым констатированием действительности можно преодолеть действительность».

Пролетарский гуманизм был всегда присущ ему, как дыхание. Нет, Зорге и после отъезда из Москвы не стал другим. И сам никогда не делил свою жизнь на «до двадцать девятого» и «после двадцать девятого»…

«Я был прав», — скажет он на процессе в Токио.

«Вторая мировая война, которая продолжается вот уже третий год, и в особенности война Германии с Советским Союзом подтвердили мою убежденность в том, что выбор, который я сделал двадцать лет назад, был правильным. Я говорю об этом, принимая во внимание все, что произошло со мной за последние двадцать пять лет, и в особенности то, что произошло со мной за последний год», — так писал Зорге далеко от Москвы, в токийской тюрьме Сугамо, приговоренный к смертной казни.

Теперь на Западе пытаются изобразить товарища Зорге послушным «орудием в руках Кремля». И в известном фильме, и в зарубежных романах за каждой операцией изобретательного разведчика нам хотят показать железную фанатичную волю красного генерала Белдина. Дело даже не в том, что этот мрачновато-таинственный Белдин совсем не похож на человечного, душевного Берзина, который был для Зорге другом, единомышленником, товарищем по борьбе. Дело в том, что шаг, который предпринял Рихард Зорге в 1929 году, меньше всего можно объяснить чьим-то влиянием или понуждением.

«С какой бы меркой мы к нему ни подходили, — признает автор книги «Величайшие разведчики мира» Чарлз Уайтон, — нельзя не согласиться с тем, что человек он был выдающийся: доктор философии, наделенный недюжинным умом, в совершенстве знающий немецкий, английский, французский, русский, японский и китайский языки… Можно не сомневаться, что Зорге добился бы огромных успехов в любой области, какую бы он ни выбрал».

Молодая республика давала огромный простор для применения разнообразных способностей Рихарда.

Но он сам выбирает свой путь. Он берет на себя задание трудное, опасное, требующее повседневного героизма, задание, для выполнения которого придется мобилизовать весь свой опыт, все свои знания и способности. Складывающиеся исторические обстоятельства подсказывают ему выбор. Их повелительную силу испытал на себе не только Рихард Зорге, не он один.

Жена югославского полковника, живущая с сыновьями в Париже, записала однажды в своем дневнике:

«Мы возвращались с кинофильма «Броненосец «Потемкин». Сын держал меня под руку, шел молча. Неожиданно он сказал: «Вот ты видела, мама, этот чудесный и правдивый фильм. Хотела бы ты, чтобы было сбережено все, что во имя человечества и будущего достигнуто в Советском Союзе?» «Да, сын… потому что это твой мир…» — ответила я. «А ведь Советский Союз со всех сторон окружен неприятелем, — продолжал Бранко, — весь мир вооружился против молодой пролетарской державы. Защищать СССР сегодня — значит защищать себя и свою родину!»

А вот строки из дневника ее сына, Бранко Вукелича: «Уже в 1929 году я был преисполнен желания принять непосредственное участие в защите революционных завоеваний Советского Союза».

Почти через полтора десятка лет те же слова скажет на процессе в Токио обвиняемый Ходзуми Одзаки. Подлинный японский патриот, он понимал, что защита первого в мире социалистического государства отвечает интересам народа Японии.

«Возложенная на нас миссия… — подчеркнет на допросе и другой японский патриот Мияги, — продиктована исторической необходимостью».

Зорге острее и раньше многих почувствовал историческую необходимость своей миссии. Страна, ставшая ему родным домом, была окружена кольцом врагов. Они устраивали провокацию за провокацией, угрожали ее границам, стреляли в ее послов и дипкурьеров, злобно клеветали на нее в печати.

Рихард к тому времени уже очень любил Маяковского и по-русски читал друзьям наизусть: