Фронтовая юность

Илья снял пилотку, достал из-под подкладки листок бумаги и, чеканя каждое слово, прочитал: «Товарищи! Бой за Ярцево будет тяжелым. Говорю вам откровенно: тяжелее, чем те, из которых мы вышли победителями. Успех полка зависит от каждого бойца, от каждого меткого артиллерийского выстрела, от каждой точно направленной в цель пули. Скажите в ротах, батареях, взводах, отделениях, расчетах о том, что наш полк никогда не отступал перед врагом, что слава полка — это ваша слава, слава достойных сынов нашей великой Родины. Только вперед! Победа за нами! Будьте готовы к бою за город!»

— Артиллеристы готовы! — доложил Гречишников.

— У минометчиков все в порядке, — донеслось из-за выступа траншеи.

— Автоматчики — хоть сейчас в бой. У каждого по два-три запасных диска.

— Петеэровцы не подведут…

В этих предельно коротких, но весомых словах был рапорт о боевой готовности комсомольцев, всего личного состава полка.

Затем взял слово командир роты Михаил Сахно. Он рассказал о том, какая задача в предстоящем наступлении отводится бойцам роты.

Протокол вел член комсомольского бюро батальона младший сержант Дученко. Он записал:

«Выступили: Сержант Рудь. Заявляю собранию: драться буду, не щадя жизни. Не опозорю чести комсомольца.

Сержант Чубенко. Если ранят в правую руку, левой стрелять буду, а если и в левую — зубами грызть стану фашистов, но не отступлю.

Старший сержант Копнев. «Максим» в порядке. Спуску не дам — отомщу за все свои четыре ранения.

Рядовой Аниканов. Вон за той высоткой моя родная деревня. Там жена, мать, братишка. Ждут меня два года. Я приду к ним.

Постановили: Ни шагу назад! Смерть фашистским оккупантам!»

На этом собрании, состоявшемся в столь сложной и напряженной обстановке, комсомольский актив еще сильнее ощутил боевое товарищество, чувство локтя друга по оружию, осознал необходимость до конца выполнить свой воинский долг. Едва собрание закончилось, как все его участники разошлись по своим местам. Они рассказали молодежи о задаче, поставленной командиром, и о принятом решении.

Бойцы готовились к новой схватке с врагом, чистили оружие, пополняли запасы патронов, писали письма домой. К Степану Рудю, старательно счищавшему пыль с оптического прицела, подошел один из стрелков.

— Как думаете, товарищ сержант, могу ли я из Смоленска отправить домой письмо?

— Почему из Смоленска? — ответил он вопросом на вопрос, не понимая еще, о чем идет речь.

— Да потому, что полевая почта отстала. А Смоленск — город областной…

— Так ведь прежде чем отправить из Смоленска, Ярцево надо взять.

— И возьмем! — утвердительно заявил боец.

Степан перед началом наступления получил от матери письмо, но не успел прочитать. Теперь он достал из кармана гимнастерки помятый конверт, распечатал его. Обращаясь ко мне, сказал:

— Хотите послушать, что из дома пишут? Это от матери. Замечательный она у меня человек.

— Читай, Степа, читай…

Мать писала, что прочитала сообщение Информбюро, в котором говорилось об успехах Степана, и что к ней приходили знакомые и незнакомые люди, просили поблагодарить сына от их имени за его ратный труд. Мать, как всегда, умоляла чаще писать, беречься от простуды, из-за которой он в детстве часто болел ангиной. Степан улыбался: «Надо же, о чем вспомнила в такое время». Сняв каску и положив ее на колени, вынул из планшета карандаш, листок бумаги. Степан писал матери о наступательных боях, товарищах, которых обучает снайперскому делу, о том, что было пережито за последние дни. Хотел сообщить, что следующее письмо пошлет из Смоленска, как вдруг пронзительно завыли сирены. «Юнкерсы»! Он торопливо закончил: «До свидания, мама. Началась бомбежка. Надо надеть каску, а я на ней тебе пишу ответ».

От взрывов задрожала земля. Показались гитлеровцы. Стреляя на ходу, они бежали к траншеям, уверенные, что после бомбардировки наше сопротивление сломлено. Их натиск был встречен дружными залпами стрелков. Старший сержант Копнев открыл прицельный огонь из станкового пулемета. Противник залег. Но вот из лесу появилось подкрепление, и гитлеровцы снова поднялись в атаку.

Опершись о бруствер окопчика, старший лейтенант Сахно наблюдал за полем боя. Он приказал перенести пулеметный огонь на левый фланг, где скопилась большая группа противника, и указал ракетой направление огня. Пулеметчики скорректировали огонь. Зазвучал зуммер телефона. Телефонист передал командиру трубку.

— Да. Я — «Волга». Выдержим. Дайте огоньку по опушке леса. Там большое скопление противника.

Командир роты посмотрел в бинокль и увидел, как на опушке встала стена разрывов.

— Молодцы артиллеристы! Впе-ре-ед!

— Вперед, вперед! — подхватило множество голосов. — Ура-а-а!

Из окопа выскочил командир взвода Островский, сделал шаг, но тут же покачнулся, упал ничком на выжженную землю, крепко сжимая в руках автомат. К раненому подбежал Экажев, приподнял его голову. Взводный слабеющим голосом прошептал:

— Веди взвод, Мурат. Вперед, только вперед.

— Вперед! За Родину! — гремел голос комсорга.