Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Через несколько недель мы отправились дальше на восток, на самую литовскую границу. Нашу роту разместили на большом конном заводе. Остальной батальон расположился в окрестностях по конюшням и хуторам. Опять появился новый слух: Советский Союз на 25 лет уступит Германскому Рейху Украину для сельскохозяйственных потребностей. Взамен Германия поможет Советскому Союзу в развитии промышленности. А мы в этом будем участвовать в качестве войск для обеспечения порядка. Мы просто ухватились за этот слух, и любой признак использовали для его подтверждения.

Наступили жаркие деньки июня 1941 года. Никакой особой служебной деятельности не было. Никто не должен был покидать расположения роты. Автомобили были полностью загружены и подготовлены к маршу. Все, что не относилось напрямую к полевому снаряжению, было погружено на отдельный грузовик. Кроме карабинов и пулеметов, каждый должен был иметь при себе штык, лопату, противогаз и штурмовое снаряжение. Последнее особенно сильно нас тревожило и постепенно заставляло сомневаться в правдивости слуха.

Для чего нам для выполнения задач по охране порядка тяжелые минометы, тяжелые полевые гаубицы, машины ВВС, подход которых мы наблюдали? Война с Советским Союзом исключена, у нас же с ним заключен договор о ненападении! Но куда же нас тогда отправят воевать? Значит, все же задачи по охране бакинских нефтепромыслов? Война против России в любом случае исключена, она же простирается аж до самого Берингова моря!

На конном заводе жизнь шла по-прежнему. Кобылы с жеребятами паслись на выгонах, чистокровные тракенские жеребцы крыли породистых лошадей, производя новую жизнь.

От дневной жары и изрядно выпитого бордоского вина повалившись вечером на солому, мы тут же засыпали. Мик, Буви и Бфифф еще нерешительно продолжали сидеть на своих стальных шлемах. Рядом сидели товарищи и пели под аккордеон. Через широко открытые раздвижные ворота нам было видно светлое ночное июньское небо. Мы на вершине лета, скоро дни снова станут короче, а ночи станут прибывать, чтобы после созревания и сбора урожая снова усыпить природу к зиме.

К поющим присоединились работники имения. Шума и веселья прибавилось. Когда пара тирольцев начала плясать чечетку, мы тоже присоединились к развеселившемуся народу.

Вдруг хлопки в ладоши были прерваны резким свистком. Что бы это значило в столь поздний час?

Вокруг было тихо. Пугающе тихо. Мы почувствовали, что сейчас что-то произойдет. Сейчас все прояснится. Теперь будет принято решение: мир или война на этой стороне Германии. Смерть или жизнь для многих — для большинства из нас.

Дежурный унтерфюрер потребовал от работников имения покинуть расположение роты. В наступившей тишине раздался голос унтершарфюрера:

— В 22 часа, то есть через десять минут, общее построение батальона для зачтения приказа фюрера на просеке за задней стеной имения. 4-й роте строиться немедленно!

Те, кто расположился уже для сна, с руганью стягивали с себя спортивные костюмы и переодевались в серую полевую. На бегу застегивали поясные ремни и надевали головные уборы.

В 22 часа батальон открытым каре стоял перед своим командиром. К тому времени уже стемнело. На проселочной дороге остановилась машина — это приехал командир полка. Командир батальона доложил ему, последовали краткие приветствия офицеров. В синем освещении замелькали белые листы бумаги.

— Первый батальон! Товарищи! Моя задача — довести до вас приказ фюрера! — Последовала пауза, напряжение нарастало, кровь стучала в ушах.