Фронтовые записки

Заходим в Щучье. Это наполовину разрушенная и брошенная деревня. Направо и налево у сохранившихся домиков стоят наши тягачи с пушками. Ко мне подъезжает верхом на Умном комиссар нашей батареи Зуяков, приказывает подыскать помещение и разместить на отдых личный состав моего взвода. Огневые расчёты уже разместились в четырёх маленьких и населённых хатах. Я выбираю брошенный и полуразрушенный дом, в сохранившейся комнате ставлю печку, навожу чистоту, размещаю краснофлотцев. Подыскал конюшню для своих семнадцати лошадок, устроил и их неплохо. Иду докладывать командиру батареи. Темнеет. Обедаем в темноте, спим на полу, вповалку.

Около двенадцати часов ночи вызывает к себе командир батареи. Даёт листок бумажки с двумя десятками названий деревень. Это — маршрут следования. Мне приказывает двигаться с обозом, за тракторами, от деревни к деревне. Даёт указание, где делать большой привал, и где будет кухня. Километров сорок от Щучье деревня Павлиха. Выйти в 1 ч. 00. Идти ночью. Весь маршрут — на сто пятьдесят-двести километров, по немецким тылам вдобавок. Куда идём? На Великие ли Луки? Или на Холм? Или на Новгород? Два десятка названий деревень при отсутствии карты (а карты не было и у командира батареи. Была, говорят, у капитана — командира дивизиона, но я её не видел) — ничего не говорящая бумажка. И где немцы? Как далеко? За десять, двадцать или за сто километров? На эти вопросы командир батареи не пожелал (а вернее — не мог) ответить. Только оборвал, как всегда, резко, чтобы я выполнял полученный приказ: двигаться вперёд. Никаких указаний насчёт охранения, насчёт порядка общего движения, насчёт конечного пункта следования. Здесь мне невольно вспомнился слышанный мною ещё в Москве рассказ о том, как один командир под Москвою осенью тысяча девятьсот сорок первого года, ведя колонну транспортных автомашин, не имея карты и плохо ориентируясь в местности, завел её прямо в расположение неприятеля. Тогда я говорил себе: “Мудрено воевать с такими командирами!” Сейчас думал о том, как легко оказаться в положении этого командира.

Возвращаясь в дом, где в сохранившейся комнате на втором этаже спал мой взвод и ездовые, здорово наработавшиеся за день, я встретился с командиром автотранспортного взвода нашего дивизиона старшиной Велижевским.

Это лихой и пронырливый полячишко, прославившийся ещё в Москве, в бытность нашу в Хамовнических казармах, угоном чужих машин, а также бесплатной “покупкой” бензина и автола для нужд нашего дивизиона. В пути следования он обратил на себя моё внимание, когда на станции Кожухово при расстреле краснофлотца Скотинкина после общего залпа, когда тот упал, подбежал к нему и со словами “по врагу революции!” выпустил в него все семь патронов из нагана. Характеристика дополняется, если вспомнить, что он был командиром взвода, прославившегося в пути лихими кражами всего, что попадало на станциях под руку. Одет он был всегда с иголочки, во всё меховое. Заячья шапка, заячий полушубок, заячьи рукавицы мехом вверх и внутрь. С ним — ППШ, наган и парабеллум за пазухой. В бою — человек отчаянной храбрости, по его словам, конечно. Командир дивизиона, видно, ценил его.

Встретив Велижевского, я вспомнил, что он сегодня с командиром дивизиона делал на эмке нечто вроде разведывательного рейса. Я остановил его и попросил описать мне хоть приблизительно маршрут следования до деревни Павлиха. Оказалось, что до Павлихп они не доезжали, а доезжали только до деревни Красуха, вёрст двадцать пять от Щучье. Путь по большаку, плохо наезженному и не расчищенному после снежных заносов. Дорога плохая. Местами лесом. Из деревень немцы отступили, местность вся была оккупированная. Путь от Щучье идёт через деревни Большое Веретье, Мошенки, Красуха.

Далее на моей бумажке значились деревни Заплавье, Карпово, Мижлово, Лучки, Павлиха. Здесь Павлиха была подчёркнута, и под чертой стояло — 40 км.

Поблагодарив его за сведения, я пошёл к своему взводу. Уже двенадцать часов ночи, пора будить людей, снимать связных, выделенных мною в штаб дивизиона, снимать два выставленных мною, тоже по приказанию штаба, поста — у кухни и у продсклада. Отдыхающих, в общем, было немного. Сам я чувствовал большую усталость. Она, впрочем, забывалась за возбуждением.

Прибежал связной от командира батареи, передал приказ: выделить из взвода четырёх телефонистов с аппаратами и кабелем, радиста с радиостанцией и двух разведчиков с буссолью, которые поедут вперёд нас на тракторах, с пушками. Командир батареи не надеется на то, что я с обозом угонюсь за быстроходными НАТИ. Выделил лучших, в том числе командира отделения разведки Козлова и командира отделения связи Умнова. Дал три аппарата, два километра провода ПТФ на катушках и радиостанцию 6-ПК с радистами Колесовым и Авдеевым. Рацию 12 РП оставил себе вместе с лучшими радистами Быковым и Лапшиным. Радистам дал волны, позывные для ключа и микрофона, установил часы для связи.