Фрунзе

«Я не надеялся на удачу в Ярославле, — признавался Савинков. — Зато был уверен, что мы без особого труда овладеем Рыбинском. В Рыбинске наше тайное общество насчитывало до четырехсот отборных офицеров, большевистский же гарнизон был немногочислен. В Ярославле соотношение сил было гораздо хуже… Как это часто бывает, произошло обратное тому, чего мы ждали. В Рыбинске восстание было раздавлено. Я послал офицера предупредить Перхурова, что в этих условиях бессмысленно выступать в Ярославле. Офицер не успел. Перхуров уже поднял восстание…»

Иначе говоря, восстание было обречено с первого дня. Никто не придет на помощь мятежному городу. Тем более французская армия. Но ни полковник Перхуров, ни его офицеры об этом не подозревали, пребывали в эйфории, поскольку еще и пришла весть о восстании левых эсеров в самой Москве.

Брестский договор, с одной стороны, спас правительство большевиков, с другой — настроил против них пол-России. Мир с Германией на невыгодных условиях вызвал массовое возмущение, в первую очередь кадрового офицерства, которое восприняло его как позор и предательство. Но мир не приняли и многие большевики, и особенно их единственные союзники — левые эсеры.

Против ратификации договора с немцами был и Фрунзе. Но при голосовании на чрезвычайном IV съезде Советов воздержался, не посмев выступить против Ленина. А левые эсеры проголосовали против ратификации мирного договора. Наркомы от партии левых эсеров вышли из правительства. Левые эсеры провели свой съезд и потребовали расторжения Брестского договора, считая, что он душит мировую революцию. А в июле подняли в Москве восстание.

В Ярославле же от имени штаба Перхурова полковник Карл Янович Гоппер (в царской армии командир 1-й латвийской стрелковой бригады) информировал население:

«Ввиду множества разноречивых и нередко злонамеренно распространяемых слухов о текущих событиях, в целях действительного осведомления граждан гор. Ярославля мною будут выпускаться извещения об истинном положении всего происходящего.

Радиотелеграфом получено сообщение, что Московский Кремль, в котором засели большевики, окружен восставшими. Вокзалы находятся в руках восставших против советской власти. Германский посол Мирбах убит разорвавшейся бомбой. Получены сведения, что всё Поволжье восстало против советской власти…»

Но это были слухи. Неумелое восстание левых эсеров в Москве быстро подавили.

Девятого июля полковник Перхуров объявил мобилизацию в свою армию мужчин в возрасте от 18 до 39 лет. Положил оклады: командиру полка — 600 рублей, обученному бойцу — 300 рублей, необученному — 275. Семейным добавил еще по 100 рублей. В извещении полковник Перхуров приписал: «Чем добросовестнее будет выполнять каждый свои обязанности, тем скорее всё наладится».

В Добровольческую армию записались шесть тысяч ярославцев. Новую власть поддержали духовенство, городская интеллигенция, крестьянство. Несколько дней казалось, что всё удалось, верили, что придут союзники, что восстанут соседи и большевистская власть падет. На самом деле борьба только начиналась.

В Москве долго не могли поверить, что в Ярославле восстание. Главный комиссар охраны Северных железных дорог Я. Т. Руцкий понял, что нужно доложить самому председателю Реввоенсовета Республики и наркому по военным и морским делам Льву Давидовичу Троцкому. Руцкому сказали, что наркома можно будет найти на вечернем заседании съезда Советов в Большом театре.

Троцкий сидел за столом президиума, что-то писал. Вокруг него собралась толпа. Руцкий увидел члена коллегии Наркомата по военным делам Михаила Сергеевича Кедрова, председателя Высшей военной инспекции Николая Ивановича Подвойского и чекиста Яна Карловича Берзина (будущего начальника военной разведки). Подошел к ним, показал телеграмму из Ярославля с просьбой о помощи. Кедров недоверчиво заметил:

— Я вчера только из Ярославля, там всё спокойно.

Кто-то из присутствующих сказал:

— Всё же нужно переговорить с товарищем Троцким.

Комиссар Руцкий добрался до Троцкого и передал ему телеграмму. Прочитав ее, наркомвоенмор произнес:

— Провокация…

В конце концов большевики решили попытаться подавить мятеж в Ярославле местными силами.

«Первые дни, — вспоминал председатель военно-революционного комитета Северных железных дорог Миронов, — мы пытались взять город ружейной атакой, но у белых было слишком много пулеметов, мы потерпели поражение. Поэтому мы перешли вскоре главным образом к артиллерийскому обстрелу города, и обстрел был беспрерывный, круглые сутки, за исключением глубокой ночи…»