Читаем Фрунзе полностью

В июне 1920 года восстали подчиненные Фрунзе в Семиречье. Вышел из повиновения гарнизон города Верный. Бойцы отказались исполнять приказы и арестовали своих командиров. Это был мятеж. Фрунзе подавил его, отправив в город надежный кавалерийский полк, который разоружил мятежников. Обещал Москве ввести в Семиречье «военную диктатуру».

Фрунзе отправил Ленину обширное послание о положении в Туркестане. Боевые действия отходили на второй план: «Наши войска ныне по всей линии фронта стоят вплотную у грани Республики. Но всё огромное протяжение границы от Памира до Каспия охраняется не более как двумя с половиной тысячами пехоты и тысячей кавалеристов. Мы держимся только обаянием наших побед.

Англичане в Северной Персии развивают лихорадочную деятельность, проводят шоссейные дороги, строят железную дорогу, имея целью вывести ее на Мешхед, возводят укрепления. Но мне думается, что вся их лихорадочная работа по военному закреплению в Северной Персии вызвана отчаянной боязнью нашего вторжения и носит по существу оборонительный характер».

Двадцать шестого мая 1908 года англичане обнаружили в Персии нефть. Британские геологи искали нефть несколько лет и вложили в поиски немалые деньги. Осенью 1908 года образовалась Англо-Персидская нефтяная компания (ныне «Бритиш петролеум»).

В 1914 году стараниями первого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля британское правительство за два миллиона фунтов стерлингов приобрело больше половины акций компании, чтобы обеспечить военный флот недорогим и надежным источником топлива. В Абадане построили крупнейший в мире нефтеперерабатывающий завод. Главным покупателем был британский военный флот, который получал горючее с большой скидкой. В 1919 году Англия навязала слабому правительству в Тегеране кабальное соглашение, которое наделяло Англо-Персидскую компанию исключительным правом разрабатывать и продавать иранскую нефть. И англичане, конечно же, с тревогой следили за передвижением войск Фрунзе на сопредельной территории.

«Что касается Бухары и Афганистана, — писал Ленину Фрунзе, — то я считаю наше военное положение с этой стороны гораздо более угрожающим и требующим самой серьезной бдительности. Оба государства, безусловно, вооружаются.

Афганистан довольно беззастенчиво проявляет свои агрессивные намерения в отношении нас. Весь Туркестан и особенно Закаспий буквально кишат афганскими шпионами. Видимо, мало умудренные в своем ремесле и поощряемые полнейшей безнаказанностью, они буквально лезут на глаза. Мы в Закаспии не могли нигде ступить шагу, не имея за спиной или рядом двух-трех субъектов из числа наших афганских «друзей». Каждый приходящий из центра поезд, каждая лошадь, каждый человек немедленно берется на учет…

Десять дней назад, возвращаясь из Закаспия, мы с Элиавой были у бухарского эмира. Это человек с европейским образованием (окончил наш бывший Пажеский корпус), политически — верный друг российской монархии, по характеру — слабый и безвольный человек. Мы упорно и настойчиво твердили ему о том, что Советская Россия в величайшей степени заинтересована в территориальной неприкосновенности Бухары и в сохранении существующего в ней режима. Ему же советовали пойти по пути европеизации. В ответ удалось лишь получить уклончивое: «Помаленьку, потихоньку будем, но вот народ…»

Отчитавшись за военно-политические дела, Фрунзе перешел к самому болезненному вопросу — кадровому. Центральной властью в регионе была назначенная ВЦИКом и Совнаркомом Комиссия по делам Туркестана. Помимо Фрунзе в нее входили видные и влиятельные большевики — Шалва Зурабович Элиава (председатель), Валериан Владимирович Куйбышев (заместитель председателя), Глеб Иванович Бокий (чекист), Филипп Исаевич Голощекин (впоследствии первый секретарь ЦК компартии Казахстана) и Ян Эрнестович Рудзутак (будущий член политбюро и секретарь ЦК).

«Единства взглядов в Турккомиссии нет, — жаловался Михаил Васильевич Ленину. — Разногласия порой принимали острый, принципиальный характер. Я стоял и стою за овладение нами местными органами власти. Элиава же держится точки зрения стояния над ними в качестве «дубинки». Как показывает опыт, «дубинка» своего назначения не оправдывает.

Дело обстоит скверно и по личным моментам. Элиава заявляет, что он в силу состояния здоровья не будет летом работать в Туркестане. Рудзутак стремится в Москву, заявляя, что его требует центр. Голощекин норовит туда же, оскорбляясь тем, что Туркестан не оценивает его талантов.

Мое личное мнение следующее: можно пойти навстречу домогательствам Элиавы, ибо он действительно не здоров и, кроме того, психологически не может чувствовать себя хорошо. Что же касается Рудзутака, то его отъезд будет величайшим ущербом для дела. На мой взгляд, он мог бы сделать гораздо больше, чем сделано, если бы не смотрел на туркестанские дела с точки зрения своего близкого отъезда в Москву. Если бы можно было твердо указать, что мысли об этом по крайней мере на ближайший год ему надо бросить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное