Фуко

Все эти определения мысли уже сами по себе представляют собой оригинальные фигуры ее реализации. И в течение длительного времени Фуко полагал, что "мыслить" не может означать ничего иного. Например, каким образом "мыслить" может означать "изобретать некую мораль", если мысль в себе самой не может найти ничего, кроме того самого внешнего, из которого она происходит и которое обитает в ней в качестве "немыслимого"? Это то "да будет", которое заранее устраняет любой императив[49]

. Однако Фуко предчувствует появление какого-то странного "экстремального" образа: если внешнее, более отдаленное, чем какой бы то ни было внешний мир, является также более близким, чем всякий внутренний мир, то нет ли тут знака, что мысль воздействует сама на себя, обнаруживая внешнее как свое собственное немыслимое? "Пытаясь раскрыть немыслимое… она или приближает его к себе, или же отталкивает его прочь; во всяком случае она тем самым изменяет человеческое бытие, поскольку оно развертывается именно в этом промежутке между мыслью и немыслимым[50]

. Это самовоздействие, это взаимопревращение отдаленного и ближнего будет приобретать у Фуко все большее значение, образуя пространство внутреннего, которое целиком и полностью наличествует в пространстве внешнего на линии его сгиба. Проблематичное немыслимое уступает место мыслящему существу, которое проблематизирует само себя в качестве этического субъекта (у Арто это "врожденное генитальное", а у Фуко — встреча "Я' с сексуальностью). Мыслить — означает сгибать, удваивать внешнее равнообъемным ему внутренним. Общая топология мысли, которая началась уже "по соседству" с сингулярностями, теперь завершается складыванием внешнего во внутреннее: "внутри внешнее, и наоборот", как было сказано в "Истории безумия". Оказалось возможным продемонстрировать, что всякая организация (дифференциация и интеграция) предполагает первичную топологическую структуру абсолютного внешнего и абсолютного внутреннего, индуцирующую промежуточные между ними и относительные экстериорности и интериорности: любое пространство внутреннего с точки зрения топологии соприкасается с пространством внешнего, независимо от расстояний и вблизи пределов "живущего"; эта плотская, или жизненная топология, необъяснимая при помощи пространства, высвобождает время, конденсирующее прошлое во внутреннем, способствующее приходу будущего во внешнее и сталкивающее их у предела живого настоящего[51]

. Теперь Фуко не только архивариус в духе Гоголя и картограф, подобный Чехову, но еще и тополог наподобие Белого, который в своем великом романе "Петербург" превращал мозговые складки в слияние внешнего и внутреннего: взаимоналожение города и мозга, которые теперь — только изнанка друг друга во вторичном пространстве. Именно таким образом — и тут он уже ничем не обязан Хайдеггеру — Фуко понимает подкладку, или складку. Если внутреннее образуется посредством формирования складок во внешнем, то между ними имеются топологические отношения: взаимоотношения с "Я' гомологичны взаимоотношениям с внешним, а "Я' и внешнее соприкасаются посредством страт, являющихся относительно внешними (следовательно, относительно внутренними) средами. Во внешнем у границы страт активно присутствует всякое внутреннее. Внутреннее конденсирует прошлое (большая длительность) отнюдь не континуально, а сталкивая его с будущим, которое приходит извне, изменяя и пересоздавая его. Мыслить — означает располагаться на страте в настоящем, играющем роль предела: что я могу сегодня видеть и что я могу сегодня сказать? Но это означает мыслить прошлое таким, как оно конденсируется во внутреннем, в отношении с "Я" (во мне есть что-то от древнего грека или же от христианина…). Мыслить о прошлом против настоящего, сопротивляться настоящему, причем не ради возврата, а "в пользу, я надеюсь, грядущего" (Ницше), то есть делая прошлое активным и присутствующим снаружи ради того, чтобы, в конце концов, наступило нечто новое, чтобы мышление непременно добралось до мысли. Мысль мыслит собственную историю (прошлое), чтобы освободиться от того, что она мыслит (настоящее), и оказаться, наконец, в состоянии "мыслить иначе" (будущее)[52]

. Именно это Бланшо называл "страстью к внешнему", силу, которая тяготеет к внешнему лишь потому, что и само внешнее стало "интимностью", "вторжением"". Три инстанции топологиии являются относительно независимыми друг от Друга и непрерывно находятся в состоянии взаимообмайа. Стратам присуще непрестанное производство слоев, способствующих видению или говорению чего-то нового. Но для взаимоотношений с внешним характерно еще и постоянное сомнение в установившихся силах, а для взаимоотношений с "Я" также и порождение и выработка новых модусов субъективации. Творчество Фуко выстраивается Р одну цепь с великими произведениями, изменившими наше представление о том, что значит "мыслить".

ДИАГРАММА ФУКО 1. Линия внешнего. 2. Стратегическая зона- 3. Страты. 4. Складка (зона субьсктивации).