Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии

В "Инстинктивном характере" (1925 г.) я, основываясь на опыте наблюдений над больными, одержимыми какими-либо влечениями, расширил анализ симптомов до анализа характера. Это было логично, но недостаточно обоснованно в клиническом и техническом отношении. Я еще не знал пути исследования проблемы и придерживался фрейдовского учения о "Я" и "сверх-Я". Эти вспомогательные психоаналитические понятия не давали возможности разработать технику анализа характера. Требовалась функциональная теория душевной структуры, которая могла бы опираться на биологические факты.

В это же время на основе клинического опыта ясно сформировалась цель лечения неврозов - достижение полной способности к сексуальному переживанию. Я знал цель, получил удачные результаты при лечении некоторых больных, но ничего не ведал о технике, которая могла бы позволить уверенно пройти к цели. Более того, чем больше я убеждался в правильности формулировки цели лечения, тем явственнее мне приходилось признавать недостаточность моих технических навыков. Противоречие между целью и умением ее достигать не уменьшилось, а увеличилось.

Фрейдовские схемы душевных функций обнаружили свою достаточно ограниченную терапевтическую пригодоть. Его взгляды на неосознанные желания и конфликты оказались достаточно убедительными лишь для объяснения формирования генитальности. Признание же бессознательной, биологически обусловленной потребности в наказании и стремления к смерти мало или вообще непригодны в качестве критериев исследования душевной жизни. Ведь если существует биологически глубоко обоснованная потребность оставаться больным и страдать, то вероятность излечения остается весьма проблематичной, а терапия, в принципе, - бесперспективной.

Многие специалисты потерпели крах из-за терапевтической несостоятельности методов, которые они применяли. Штеккель отрицал работу, направленную на преодоление душевного сопротивления раскрытию неосознанного, и "обстреливал неосознанное с помощью толкований", как делают и сегодня многие "дикие психоаналитики". Дело было безнадежно. Он отрицал существование актуального невроза и комплекса кастрации. Он стремился достичь быстрого излечения и поэтому отказался от фрейдовского плуга, пахавшего хотя и медленно, но глубоко.

Адлер, используя в своих исследованиях чувство вины и агрессию, не завершил разработку сексуальной теории. Он закончил свой путь как официальный философ и приверженец социальной этики.

Юнг обобщил понятие либидо таким образом, что оно полностью потеряло присущий ему смысл, заключающийся в сексуальной энергии. Он превратился в сторонника "коллективного бессознательного" и тем самым мистики, которую позже представлял официально в качестве национал-социалиста

4.

Это полностью соответствовало сделанному в том же номере журнала заявлению рейхсфюрера Всеобщего объединения врачей-психотерапевтов, проф. д-ра медицины X. Геринга: "Общество предполагает, что все его члены, выступая письменно и устно, проработали со всей научной серьезностью и признали в качестве основы своей деятельности основополагающую книгу Адольфа Гитлера "Моя борьба". Общество хочет участвовать в деяниях народного канцлера, направленных на воспитание у немецкого народа героического, жертвенного мышления" (S. НО).

Ференци, высокоодаренный ученый и превосходный человек, ясно видел жалкое состояние терапии. Он искал решение проблемы в телесном.

Он развивал "активную технику", изучая состояния телесного напряжения, но не знал невроза застоя и избегал воспринимать всерьез теорию оргазма.

Жалкое состояние терапии чувствовал и Ранк. Он понимал стремление к покою, к возвращению в материнское лоно. Он неправильно воспринимал страх людей перед жизнью в этом ужасном мире и истолковывал его биологически как родовую травму, которая должна быть центральным пунктом невроза. Вопрос о том, почему люди стремятся вернуться из действительной жизни в спасительную материнскую утробу, не приходил ему в голову. Он оказался в конфликте с Фрейдом, по-прежнему придерживавшимся теории либидо, и покинул ряды его приверженцев.

Все терпели крушение, сталкиваясь с вопросом, определяющим каждую психотерапевтическую ситуацию: где и как должна разместиться естественная сексуальность больного, освобожденная от вытеснения? Этот вопрос у Фрейда не только не был поставлен хотя бы в самых общих чертах, но, как позже выяснилось, само отношение к нему было нетерпимым. В конце концов сам Фрейд, избегая этого центрального вопроса, создал громадные трудности, возникшие с постановкой проблемы стремления к страданию и смерти и трактовкой ее как биологической потребности человека.