– Шура съест, – машинально проговорил Морис, и Игорь расхохотался.
Одна за другой стали прибывать машины оперативников. Капитан Ринат Ахметов прибыл вместе с женой Гузелью – очаровательной молодой женщиной. Пятилетней дочки Гули на этот раз с ними не было. Ринат обожал своих девочек и готов был ради них на все. В глубине души Ахметов был бесконечно благодарен судьбе за Гузель, а жене за то, что она была идеальной супругой полицейского. Никогда она не упрекала его за бессонные ночи, поздние возвращения домой и за выходные, которые вдруг оказывались рабочими днями, нередко нарушая все то, что она на них запланировала.
Сама Гузель подходила к этому философски – она знала, кем работает ее будущий муж, замуж она вышла по любви. Никто ее насильно в загс не тащил.
Сама она безумно любила то, чем занималась, а именно романо-германскую литературу и языки, писала диссертацию о творчестве Гёте и не представляла, что кто-то запретит ей отдаваться любимой работе. Так что и муж имел полное право любить свою работу и выполнять ее добросовестно.
Следом за ними прибыла «Лада Веста» Валерьяна Легкоступова, который был классным фотографом, и сделанные им кадры потрясали воображение даже самого последнего сухаря.
Все считали, что Валерьяну следует снимать красивых девушек и прекрасные виды природы, а он работал в полиции и снимал места преступлений и жертв, удивляя своим талантом оперативников и следователей. Наполеонова он не раз и не два доводил до белого каления каким-нибудь бликом, падающим на лужу крови или игрой теней на лице убитого.
Однажды он умудрился придвинуть здоровенный фикус в кадке поближе к жертве, считая, что так фотография будет выглядеть более художественно. Наполеонов до сих пор не понимал, как он тогда удержался и не придушил Валерьяна. Ангелом-спасителем выступила Василиса Воеводина – начальник убойного отдела. Она вкатила Легкоступову выговор за художественную самодеятельность, а Шуре накапала чуть ли не полстакана валерьянки. После того случая Валерьян обуздал свой жаждущий прекрасного талант и уже не совершал того, что могло помешать следствию. Но тем не менее его постоянно заносило, и он изо всех сил стремился придать ужасному и отвратительному хотя бы намек на возможную красоту.
Здороваясь со всеми присутствующими, Валерьян не отрывал взгляд от Мирославы. Оказавшийся рядом Ринат толкнул его в бок.
– А, что? – растерянно удивился Валерьян.
– Птичка пролетела, – сказал Ринат.
– Птичка?
Легкоступов, осознав наконец, что смотреть, не мигая, на Волгину не вполне прилично, попросил разрешения поснимать в саду.
– Конечно, – улыбнулась Мирослава, – только не очень пугайся, когда из какой-нибудь аллеи тебе навстречу выплывут две прекрасные дриады.
– Дриады? – Ясные серые глаза Валерьяна снова устремились к Мирославе.
– Ну, или нимфы, – улыбнулась она.
– Я их сфотографирую, – неуверенно сказал он.
– Да, если они согласятся, я имела в виду своих тетушек – Зою и Викторию.
– Тетушек?! – непонятно чему обрадовался Валерьян и скрылся в чаще.
Любава Залеская приехала на машине своего коллеги Аветика Григоряна. А ореховоглазый красавчик-блондин Дмитрий Славин привез с собой известную местную художницу Лидию Заречную.
Мирослава успела заметить, как опечалились глаза Любавы. Но к Залеской уже устремилась Гузель, которая приобняла девушку и стала горячо рассказывать ей о том, какие чудесные розы недавно расцвели на даче ее мамы и что именно там сейчас отдыхает их доченька Гуля.
Эксперт-криминалист Афанасий Гаврилович Незовибатько прибыл со своей женой Оксаной, которую все любили за добрый характер и кулинарные способности.
Наполеонов привез секретаршу Эллу Русакову, которая в первый раз была в доме Мирославы, но почувствовала себя абсолютно своей в первую же минуту, как выбралась из машины. Она встряхнула своей густой челкой и тут же защебетала, как ей здесь все нравится.
– Василиса не приедет, – сообщил Наполеонов.
– Почему? – спросила Мирослава.
– Она вся в своем любовном романе.
– Понятно.
Иннокентий приехал последним, когда уже мужчины жарили шашлыки, а Ринат кипятил чай с мятой и мелиссой в настоящем русском самоваре, который когда-то притащил Мирославе Шура. Чаще всего он простаивал без дела…
– Надо же, – восхитился искренне Незовибатько, – татарин лучше всех ладит с русским самоваром.
– Потому что я российский татарин, – со смехом отозвался Ринат.
Мирослава перезнакомила Иннокентия со всеми теми, с кем он не был знаком, и отправилась помогать Морису, Игорю и тетушкам накрывать на расставленные на полянке перед домом столы.
– Ну что, – поднял свой бокал Наполеонов, – давайте выпьем за всех нас и за этот день, который собрал нас всех вместе. Ведь нам удается это, к сожалению, очень редко. За счастье и любовь!
Все его дружно поддержали.
Гости разъехались, можно сказать, за полночь. Ночевать не остался даже Шура. Тети тоже отказались, как Мирослава их ни уговаривала.
Глава 7