Александр Исбах

ФУРМАНОВ

*

М., «Молодая гвардия», 1968

ПРОЛОГ

Внутрипартийная дискуссия в начале двадцатых годов в Московском университете протекала напряженно и бурно. Нас, комсомольцев, на закрытые партийные собрания не допускали, но и до комсомольских собраний докатывались волны дискуссии. На общем комсомольском собрании факультета общественных наук оппозиционеры предприняли разведку боем. Какой-то незнакомый большеголовый тучный человек призывал освежить, как он сказал, «застоявшуюся» партийную кровь. Он заигрывал с комсомольцами, напоминал о вечно передовой роли молодежи. Говорил оратор цветисто, злоупотребляя картинными, театральными жестами, пересыпал свою речь выпадами по адресу руководства партии, обрушивался на. «бюрократизм» в партийном аппарате. Председатель, отметив недопустимый тон, предупредил следующих ораторов. И тогда поднялся худенький чистенький юноша в белом отложном воротничке и пронзительным голосом начал выкрикивать:

— Слова не даете сказать! Рабочий класс скажет свое слово. Не за то боролись!

В разных местах зала одновременно раздались аплодисменты, протестующие крики, свистки. В общем шуме трудно было уже что-то разобрать. Но кто дал право этому юнцу говорить от имени рабочего' класса? Когда и где он боролся, этот маменькин сынок? Несколько человек рванулись к трибуне. Я тоже что-то кричал, просил слова.

В этот момент к кафедре вышел коренастый, плечистый человек в военной гимнастерке, с орденом Красного Знамени. Он поднял руку, и все затихли. Он говорил, не повышая голоса. Просто, задушевно беседовал со слушателями, убеждал их, как старший младших. Но делал это так, что нигде, ни в одной фразе вы не ощущали ноток превосходства. Он ничего не навязывал вам, но слова доходили до самого сердца. Краснознаменец рассказывал об истории партии, о Ленине и его учениках. Приводил красочные и убедительные примеры из недавней истории гражданской войны. Он говорил о мудрости руководителей-ленинцев и называл в их числе товарища Фрунзе, которого, оказывается, он и лично хорошо знал. Мне казалось, что я еще никогда не слыхал подобной речи. Его слова глубоко подействовали на комсомольцев. Юноша в белом воротничке пытался еще что-то выкрикивать, но его не слушали.

Прения вскоре закрылись, моя речь так и осталась несказанной. Да после речи краснознаменца она не так уж была и нужна.

— Кто это был, этот, с орденом? — спросил я товарища, однокурсника.

— Как, ты не знаешь? — удивился он. — Это наш студент, Дмитрий Фурманов, бывший комиссар дивизии.

Это было как раз в ту пору, когда Дмитрий Фурманов писал книгу «Чапаев». Мы познакомились в тот же день. И с этого вечера Дмитрий Фурманов занял большое место в моем сердце. Он рассказывал мне о жизни, читал главы будущей книги, и я видел живых героев, радовался победам Чапая и тяжело переживал его гибель.

Много позже, после смерти Фурманова, нам пришлось выехать в Иваново совместно с его старшей сестрой Софьей Андреевной и одним из лучших его друзей, впоследствии героически павшим в боях за свободу испанского народа, погибшим под Уэской, замечательным человеком Мате Залка.

Мы бродили по улицам Иванова, фурмановским местам. Вышли на Талку. Туда, где в 1905 году царские жандармы убили старого ткача — Отца, Федора Афанасьева.

Мы нашли на Советском проспекте старый дом, где жил Митяй, и долго беседовали с жильцами-соседями. Некоторые старики еще помнили Митяя (так звали его близкие друзья), с гордостью рассказывали о детстве своего замечательного земляка.

Мы выступали на ивановских заводах, рассказывали о жизни и борьбе Фурманова. И, в свою очередь, выслушивали десятки рассказов о его юности. Еще были в живых многие старые ивановские большевики, знавшие Фурманова юношей, любившие и ценившие его.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ДЕТСТВО. ЮНОСТЬ

1

7 ноября 1891 года в семье Андрея Семеновича Фурманова родился третий ребенок, которому дали имя Дмитрий. В ту пору Фурмановы жили в селе Середа Нерехтского уезда Костромской губернии. Село лежало на большой проезжей дороге, в 30 верстах от Иваново-Вознесенска.

Детство Дмитрия было нелегким. «Из своей ранней жизни, — записывает впоследствии Фурманов в дневник, — я ничего решительно не помню — лишь по рассказам старших, я был ужасный драчун. Смутно помню жизнь в шесть-семь лет, когда я был заводиловкой всех драк».

Отец Митяя не был уроженцем Середы. Он пришел сюда, как многие обездоленные, безземельные крестьяне, в поисках заработка. Родом он был из деревни Алешино Ярославской губернии, восьми лет остался сиротой, мыкал горе по чужим углам, пока не подвернулся случай устроиться в один из трактиров старинного города Ростова.

Семья Фурмановых увеличивалась быстро. Кроме старшей дочери Сони, уже подрастали Аркадий и Митяй.

Андрей Семенович перевез семью в Иваново-Вознесенск, когда Митяю минуло шесть лет.

Сначала Фурмановы поселились здесь в подвальном помещении дома Миловых на 2-й Троицкой улице, но вскоре отец купил дом под векселя, близ базара, и открыл в нем чайную.