– Чего подсыпал? – не понял Полубейцев.
– Так называется вещество, обнаруженное в крови Бортникова, – пояснил Карташов. – Тормозящее действие оказывает.
– Не знаю я, как оно там по-научному называется, я просто попросил у знакомого своего достать мне чего-нибудь такого… тормозящего, – повторил он формулировку Карташова.
– А потом убил его пепельницей?
– Точно, – кивнул Полубейцев.
– Это тоже из высоких побуждений?
– Подумаешь! Если б не я, так его Бычара пришил бы, так какая разница? – цинично и даже как-то весело проговорил Полубейцев.
Лариса смотрела на него и пыталась понять, через что же нужно пройти человеку, чтобы так спокойно рассуждать о том, как он совершил убийство. Или это изначально было в нем заложено?
Через некоторое время допрос был окончен, Полубейцев рассказал почти все. Но вот в убийстве Парамонова упорно отказывался признаваться. Карташов бился с ним, бился, но Михаил упрямо стоял на своем.
Звонил Ларисе, оказывается, совсем не он. А какой-то его более образованный дружок-уголовник. Но, естественно, по его команде. Лариса еще раз поглядела на Полубейцева и с трудом представила, что такой человек мог что-то говорить с трибуны и руководить коллективом. Но она уже привыкла к таким житейским парадоксам.
– Ладно! – в конце концов махнул рукой Карташов и вызвал дежурного. – В камеру его, – распорядился он.
Полубейцева увели. Карташов с усталым, но довольным видом откинулся на спинку стула и потянулся.
– Как же все-таки быть с Парамоновым? – спросила Лариса.
– Парамонова придется представить главной жертвой, – вздохнул Карташов. – Несмотря на то что преступник не колется. Расколется, значит… Эх, надоело мне это выполнение социального заказа, но что я могу сделать?
– Требовали же другого преступника!
– Пошли они все! – эмоционально выругался Олег. – Есть преступник, который сознался в двух убийствах, сознается и в третьем. А на самом деле, может быть, Парамонов этот выпал из окна сам, по пьяни.
Спустя несколько дней они снова встретились, и Лариса спросила:
– Ну что, признался Полубейцев в убийстве Парамонова?
– Нет, – покачал головой Карташов. – Его, конечно, обработали, он после этого сказал так вяло, что, мол, если нам так надо, он подпишет, но на самом деле он не убивал. И я ему, кстати, верю…
– Значит, чиновник просто перепил и выпал из окна сам?
– Скорее всего, – ответил Карташов. – Сказать точно все равно никто не может. Парамонов мертв, твой муж спал мертвецким сном. А Полубейцев, наверное, в этом не виноват – зачем ему отрицать? Какая разница – два трупа или три?
– Николаичева-то теперь освободите? – немного помолчав, спросила Лариса.
– Это пускай начальство решает, – нахмурился Олег. – Наверное, придется. Вся же версия рассыпалась. Там, кстати, адвокаты засуетились насчет него, Европейским судом грозят, американцами, еще бог знает кем. Так что, – он развел руками, – мне остается только сказать тебе в очередной раз спасибо.
– Пожалуйста, – просто ответила Лариса и, зевнув, направилась к выходу. – Что-то в последнее время сплю мало, – пожаловалась она. – Поеду домой, отосплюсь…
ЭПИЛОГ
На следующий день после окончания этого дела Лариса приехала в ресторан непривычно рано. И, к своему удивлению, не застала там Степаныча, который к тому времени благополучно излечился от конъюнктивита и уже приступил к своим обязанностям.
Это удивило Ларису. Она поспрашивала персонал, не знает ли, где он. Персонал отнекивался, более того, Лариса уловила в интонациях некоторых официанток и поваров радость по поводу того, что администратора нет на работе. А шеф-повар прямо ей заявил:
– Без этого ворчливого параноика работа лучше идет.
Лариса, в общем-то, во многом была с этим согласна. Но Степаныч, в силу некоторых ее личных особенностей, а именно неусидчивости и авантюрности, был незаменим в качестве подстраховки. Несмотря даже на его некоторые личные особенности, которые очень метко охарактеризовал шеф-повар.
Но гораздо более, чем отсутствие на работе Степаныча, ее удивил Евгений. Началось с того, что он явился в ресторан около полудня абсолютно трезвым. На лице его была написана серьезность. А одет он был в темный костюм, который ему абсолютно не шел и старил лет на десять. Котов хранил его на случай каких-нибудь траурных мероприятий, втайне надеясь, что это будут похороны Степаныча. Ну и для других официальных целей. Вроде той злополучной конференции.
Тогда он не надел его только потому, что стояла ужасающая жара.
– Ты такой торжественный, будто собрался на похороны, – съязвила Лариса.
– А что, Степаныч на работе? – на всякий случай спросил он.
– Нет, почему-то не вышел.
Котов поднял брови вверх, обдумывая что-то про себя. Сердце его забилось в радостном предчувствии.
– Неужели я попал в точку? – пробормотал он.
Лариса не совсем поняла, о чем это он, и списала все на последствия алкоголизма. Но радость Котова была явно преждевременной. Поскольку сзади, подобно шагам командора, раздалось знакомое топанье пятками господина Городова.