рядом Пинкерсон, заставив меня вздрогнуть. И когда он умудрился подкрасться?
Инспектор был чумаз до невозможности, а в руках держал пучок горелой травы,
мятую рекламную листовку и обрывок грязной тряпки.
— Вот как сейчас помню одного карманника, - сказал он, - стащил часы у хозяина
паба, а потом к нему же пропивать их явился! А вы говорите — на шаг вперед
подумать...
— Пинкерсон... - страдальчески произнес Таусенд. - Что это у вас?
— Улики, - совершенно серьезно ответил инспектор и вытер взмокший лоб сгибом
локтя, оставив на коже черный след.
— И о чем вам говорят эти улики? - совсем уж обреченно спросил суперинтендант.
- Кстати, а это кто? Кто допустил?
Он имел в виду щуплого паренька, который таскался за Пинкерсоном и
безостановочно строчил в блокноте.
— А? Это со мной. Джерри Ламберт, начинающий репортер, - сказал инспектор. -
Его, понимаете ли, посылают описывать случаи... ну там, лиса кур подушила или
еще что. А тут настоящее дело, о котором взрослые коллеги еще не пронюхали!
— Пинкерсон... - простонал Таусенд, закрыв лицо рукой.
Ламберт испуганно улыбнулся и попятился. Если Пинкерсон напоминал грача, то
этот субъект более всего походил на тощего воробья: маленький, ростом едва по
плечо инспектору, черты лица мелкие, носик остренький, глазки темные, быстрые,
усики едва заметные, сам взъерошенный — рыжевато-соломенные волосы торчат
из-под картуза во все стороны, тонкая, действительно птичья шейка свободно
болтается в воротнике поношенного пиджака, а мешковатые штаны держатся, по-
моему, только за счет подтяжек.
Да уж, настоящий птичий двор, невольно развеселился я. Длинноносый голенастый
Пинкерсон, воробей-репортер и я с моей вполне птичьей манерой смотреть на
собеседника одним глазом. (Надо, кстати, изжить эту привычку, она мешает, как я
недавно убедился.)
— Без согласования он даже не чирикнет, - заверил инспектор, и я ухмыльнулся. -
Так вот, джентльмены, улики! Во-первых, трава. Поглядите сами...
Он сунул нам под нос пучок горелой стерни.
— И что в ней такого? - не понял Таусенд.
— На ней след! - воскликнул Пинкерсон. - Смотрите... неужели не видите? Вот же...
и вот...
— Это просто земля.
— Нет, джентльмены, это не просто земля, это глина! - торжествующим тоном
произнес инспектор. - Где вы видите вокруг глину? Милорд, скажите вы, вы лучше
знаете свою землю!
Тот присмотрелся, нахмурил брови, пожевал губами, потом сказал:
— Это не глина. Больше похоже на спекшийся от жара ил.
— А вы ведь говорили о том, что там, дальше, этот луг заболочен, - вспомнил я. -
Инспектор, вы хотите сказать, что преступник пришел с той стороны и принес на
обуви этот ил?
— Именно!
— С тем же успехом наследить могли сторожа, - скептически сказал Таусенд, -
если шли напрямик от поместья.
— Нет, они были на велосипедах, - покачал головой лорд Блумберри, - а там не
больно-то проедешь, по кочкам. Если даже и так, там должны были остаться следы
шин, а на шинах, на спицах...
— Следы ила! - радостно воскликнул Пинкерсон и устремился к лежащим поодаль
старым велосипедам. - Нет, господа, взгляните сами! Тут только пыль, рыжая,
ничего общего с илом! И велосипеды явно не протирали... Надо будет узнать, какие
следы на брюках и ботинках сторожей, что ж я сразу-то не посмотрел, болван...
— Пинкерсон! - призвал его Таусенд к порядку. - Хорошо, допустим, следы оставил
преступник. А эта бумажка и тряпка? Они что символизируют?
— Бумажка лежала во-он там, - махнул рукой Пинкерсон. - Ее явно отнесло ветром.
— Во-первых, ветра почти не было, - напомнил лорд Таусенд. - Во-вторых, она
могла улететь когда угодно!
— А вот и неправда ваша, - радостно произнес инспектор. - Глядите, на ней жирные
пятна. От селедки, можете сами понюхать, если не верите. А вот крошки табака
пристали. И еще она измята...
— То есть ее кто-то носил в кармане? - остановил я полет его мысли.
Репортер строчил, как заведенный, и я с интересом отметил, что он владеет
стенографией, причем уверенно. Надо же, какие таланты, а с виду и не скажешь...
— Совершенно верно, мистер Кин! Я уверен, ее выронил преступник!
Мы с Таусендом переглянулись и тяжело вздохнули, но Пинкерсон не намерен был
останавливаться.
— Вы скажете, что выронить ее мог кто угодно, - продолжил он, - а я покажу вам эту
тряпицу... понюхайте ее, джентльмены, как следует понюхайте!
— Керосином пахнет, - удивленно произнес лорд Блумберри, потянув носом, а я
подтвердил. - Слабо, но отчетливо.
— А теперь понюхайте листовку! - возликовал Пинкерсон, и мы вынуждены были
признать, что помимо жареной рыбы бумага пахнет еще и керосином. - Убедились?
Эти вещи выпали из одного кармана, уверен! Должно быть, преступник,
воспользовавшись керосином, чтобы поджечь ящики и трибуны... правда ведь,
просто от загоревшейся травы они бы так не полыхнули? Так вот, он вытер руки этой
тряпкой и сунул ее в карман, где уже лежала смятая листовка. А потом полез туда за