Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Я кончил и готов был уходить с друзьями, [но чувствуя, что нужно вызвать толпу на слова и сказать заключительное] но у порога повернулся и приказал кельнеру – дайте стакан вина —

[Моё последнее слово за тех, кто уготовил нам путь. [Презирая женщину, я пью за неё, ибо она хотя] За женщин, возвеличивающих одежду и культуру тела, зачем это не занимает меня, за жрецов преображённого человека – парикмахеров, косметиков и портных. Им хвала, уготовившим путь раскраски.]

Вот взошла фотосфера и рвёт облака. Да здравствует раскраска, [вклиняющаяся в вашу ночь] сверлящая туман вашей низости. Молодые, сильные, готовые на подвиги и победы, за мной²⁸⁵.

Поклонение башмаку

Мм., гг., вернувшись домой после дня трудной, но скверно оплачиваемой работы, вернувшись ночью в сырой подвал, я нахожу большое общество, один Господь Бог ведает, зачем пришедшее сюда. Я, бедный чистильщик обуви, скажите, что я могу дать вам, что может вам дать моя профессия, ибо издревле вы пробегаете мимо меня, изредка останавливаясь, чтобы мои святые руки, чёрные и грязные от мазей, одели ваши башмаки в зеркала, забавно отражающие небо, вереницы зонтов и тростей. Бросая мне гривенник или пятак, никто из вас не задумывался над моим ремеслом или жизнью, и вот теперь, когда я, когда-то нахальный мальчишка, впрочем, «Новое Время» меня именует так и теперь²⁸⁶, потом вечно недовольный от безденежья мужчина, любивший выпить и поразвратничать, когда я стар, и не сегодня-завтра умру²⁸⁷, вы пришли сюда выслушать меня и наградить хлопками и шиканьем за долголетний труд во всех концах земли на экваториальных пристанях, спиной к хмельному океану, на тротуарах субтропических городов, размякших от солнечных приставаний и под небом серой от вечного геморроя погоды. Но я устал и хочу спать. Поэтому я прощаюсь с вами и ухожу в объятия сна. Да не смутит вас, что слово сон не женского рода.

____________

Кто ты, светлый юноша, и зачем ты пришёл сюда?

Я, светлый юноша, посланник судьбы и навещаю тебя в одну из последних ночей твоей жизни как знак, что судьба не покинула тебя и под конец шлёт тебе награды. Посмотри на себя, как ты преображён. Твой белый хитон и золотая корона лучшая награда за твои дела. А я пришёл, чтобы выслушать твою исповедь.

Благодарю тебя. Тут, когда я ещё не ложился спать, было множество народу, но я не хотел говорить с ними²⁸⁸. Но ты, светлый юноша, был мне другом, садись, посланник судьбы, выпьем пива, покурим, и я тебе расскажу кое-что.

____________

Людям кажется, что я выбрал профессию чистильщика обуви случайно, только для того, чтобы сколько-нибудь заработать на пропитание и притом будучи неспособным к более порядочной работе. Так и сейчас им кажется, что я читаю доклад только для того, чтобы сколько-нибудь заработать на пропитание, и выбрал этот лёгкий способ наживы, будучи неспособным к более порядочной работе. Но они заблуждаются. Влечение к человеку, обуреваемость городами, исступлением, бунтом против земли и верности руководили мной. На башмак презрительно смотрят, но ведь это великая красота, великая идея, до конца, без уступок, без компромиссов, воплощённая в жизнь. Мало того – я бы сказал, что все сегодня намерения и искания наук, намерения и искания искусства всёков, футуристов, викторианцев²⁸⁹

и многих иных, нынешняя эстетика, жажда свободы, успехи авиации, расцвет танца [дунканизм²⁹⁰, система Далькроза²⁹¹] и увлечение ритмом, борьба с землёй и любовью, стремление преодолеть земное тяготение – всё это заложено в башмаке. Словом – башмак – и ничто иное, как именно башмак, механический, миллионами изготовляемый – символ нашего дня со всеми его совершениями и делами. И в веках, через тысячелетия у вспоминающих о двадцатом веке должен явиться призрак не аэроплана, не радия, ни футуризма, ни ницшеанства, ни толстовца, ни беспроволочного телеграфа, ни двигателей внутреннего сгорания, ни Райта²⁹², ни Кюри²⁹³

, ни Маркони²⁹⁴, ни Дизеля²⁹⁵, Минковского²⁹⁶, ни Уливи²⁹⁷, ни Маринетти или Толстого, а Башмака и Ильи Зданевича, поэта, его нашедшего и определившего свой час. Теперь я, выбрав профессию чистильщика обуви, и я тебе далее покажу, что она не менее важна и более священна, чем профессия башмачников. И как некогда, когда на земле существовала подлинная вера в бога – его служители были в рубищах и лохмотьях, нищи и бедны, но мудрыми и восторженными, так и ныне я и мои соратники нищи и бедны, но мудрые и восторженные. Наш восторг – за человека, за бег его моноплана, что вот отделился от земли и сверлит нёбо небес. И вместе наша печаль.

Но я вижу, ты не доверяешь, ты сомневаешься в моей правоте, ты сомневаешься, что башмак символ сегодня, а Зданевич останется в веках? Так слушай, я разъясню тебе это. Я скажу о том, что ведают башмачники и ведаем мы. Я поведу тебя по лабиринту мысли к той вершине, откуда рвётся лава моего учения.