G.O.G.R. (СИ)

Но писал он не про что-нибудь, а именно о проекте «Густые облака», и писал так, словно видел всё это своими глазами. «Я сижу, — повествовали неровные строчки. — А они ходят вокруг. Пятеро избранных, кого допустили сюда, на эту фабрику зла. Я пока что, в клетке, но того, кого привезли вместе со мной, уже выволокли за ноги и… я не видел, что делали с ним, но слышал, как он кричал… А после этого — его вынесли на носилках, накрытым простынёй». Смирнянский даже перехотел откусывать толстоколбасый бутерброд — записи того, кто давно канул в пучину забвенья, породили на его спине сонмы ледяных мурашек, что так и впивались в кожу острыми зубами страха. Смирнянский прямо видел самого себя, сидящим в клетке, в фашистской лаборатории, где проводились жуткие эксперименты в рамках проекта «Густые облака». Но самые страшные вещи этот неизвестный человек писал о руководителе проекта. Дойдя до того места, где упоминается о нём, Смирнянский не заметил, как упустил свой бутерброд на пол. «Барон Генрих Фердинанд фон Артерран Девятнадцатый» — вот, как автор прыгающих, извилистых строк называл того, кто заправлял опытами на людях. Надо же — почти, что полный тёзка и однофамилец этого «подземного фантома», который расхозяйничался в Верхних Лягушах! Бутерброд увалился маслом вниз и обляпал Смирнянскому брюки, но он не замечал этого, поглощённый чтением. Интересная личность, да, этот «фон-барон» мог бы сойти за бандита Тень, если бы не то, что жил и творил он в сороковых годах прошлого столетия. Чёрт, вот какой Смирнянский раззява — давно надо было достать этот конверт! А он соплю жевал тут с этими порчеными! Чёрт, плохо, что личико «фон-барона» остаётся в тайне, а то бы отнёс Недобежкину — пускай сличает со своими фотороботами и радуется… А хотя кто там из тех «мочёных учёных» фотографировался? Проект был секретный, вот и держали «фон-барона» в «густых облаках»… Этот узник, или кто он там был, до того ярко и красочно описал, как «фон-барон» вытаскивал мозги, выжимал из тел кровь и заставлял людей кричать козлами, что на Смирнянского напала жуткая икота. Стоп! Снова — стоп. Заставлял людей кричать козлами! Барон наводил «звериную порчу»!

Смирнянский мигом собрал все жёлтые страницы из дневника неизвестного мученика, сложил их в барсетку и рванул в прихожую. Он решил как можно быстрее попасть к Недобежкину и показать ему наследие Никанора Семёнова. В прихожей Смирнянский задержался: впопыхах натянул туфли не на ту ногу, и к тому же ещё и упал, запнувшись о порог.

Обычно Смирнянский, когда выходил на улицу — всегда осторожно отодвигал цветастую шторку на окне в сенях и смотрел, не стоит ли кто-нибудь во дворе. Он не страдал ипохондрией — просто сохранилась давняя профессиональная привычка быть начеку.

Но на этот раз, впечатлённый «бароном Генрихом Фердинандом фон Артерраном Девятнадцатым», он забросил такую полезную привычку в долгий ящик и выскочил из дома, не проверив обстановку «за бортом». Захлопнув дверь на английский замок, Смирнянский побежал к калитке, но вдруг услышал у себя за спиной чей-то голос:

— Смирнянский? — он не сказал, а отрезал, интонация его была железная, тембр — могильный.

Смирнянский замер и медленно обернулся. За своей спиной он обнаружил некого человека. Человек был Смирнянскому незнаком. Высокий, подтянутый гражданин, одетый в добротный серый костюм, аккуратно причёсанный, прячущий глаза за тёмными очками.

— Простите? — пробормотал Смирнянский, лихорадочно соображая, откуда данный субъект мог знать его фамилию.

— Всё в порядке, — улыбнулся субъект улыбкой крупного хищника. — Вы мне не нужны. Мне нужно лишь то, что вам не принадлежит.

Смирнянский не успел ничего придумать в ответ на сие неожиданное заявление. Сила и воля внезапно оставили его. Он безропотно протянул субъекту в очках свою барсетку, отдавая всё, что когда-то подарил ему Никанор Семёнов.

— Благодарю! — гражданин снова улыбнулся и исчез из виду, словно бы растаял в утренней прохладе.

Смирнянский очнулся и обнаружил себя, сидящим на заборе. В голове билась лишь одна мысль: он должен ехать к Недобежкину. Зачем, для чего, почему — он не знал. Знал только, что должен ехать.