Однако Зайцев не верил ни своим глазам, ни своим ушам. Может быть, он таки, заснул и ему снится сон? Зайцев всегда хотел быть образцовым сотрудником милиции. Он научился отлично драться, стрелять без промаха, отслеживать преступную логику, а так же — управлять своим сном, как Штирлиц. Обычно, когда Зайцеву снился неприятный или страшный сон — он мог усилием воли заставить себя проснуться. Но на этот раз — Зайцев, как ни напрягал он свою волю, как ни сжимал её в кулак, как ни брал в ежовые рукавицы — проснуться ему не удалось. К тому же — неизвестно, откуда появилось острое чувство того, что он опаздывает на некую архиважную встречу. Зайцев посмотрел на часы, которые каким-то волшебным образом возникли у него на руке, и увидел, что уже семь утра, а значит — эта самая встреча начнётся прямо сейчас! Зайцев зашёл в тёмный, неприветливый и могильно холодный холл заброшенного дома. А там Зайцева уже ждали. Они стояли полукругом, и на их неподвижные невыразительные лица падал бледный, призрачный свет, что струился сквозь щель в стене. Зайцев откуда-то знал каждого из них по имени. Крайний слева — это тракторист Гойденко, за ним идёт комбайнёр Свиреев, потом — председатель сельсовета Семиручко, его секретарша Клавдия Макаровна и плотник Потапов… Ну, этих субъектов Зайцев знает хорошо, потому что они проживают в Верхних Лягушах, а вот остальных… Тип рядом с Потаповым — вытянутый такой весь, щеголеватый, в белом костюмчике и с аккуратной причёсочкой, обозначен странным словом «Интермеццо» — Зайцев даже и не знает, откуда это слово взялось в его голове. Тот, кто находится по правую руку от Интермеццо, именуется Гопников. Нет, он ни капельки не умер, а только прячется, чтобы никто не узнал, что он — один из тех, кто охотится за… «Образцом 307». Некий странный голос свыше — тихенький и шелестящий — шепнул Зайцеву на ушко эти слова: «Образец 307», и теперь он их знал. И наконец, последний субъект, что возвышается справа от Гопникова — в тёмных очках и белоснежном докторском халате — его зовут Генрих Артерран. Выглядит он как-то не по-человечески, и даже пугающе: бледный, из-под тёмных очков торчит неестественно острый и прямой нос, скулы резко выступают, а рот сжат в тонкую прямую линию. И все эти люди — от пьяницы-тракториста до эклектичного Генриха Артеррана — нужны Зайцеву лишь для того, чтобы добыть из покинутых подземных лабораторий базы «Наташенька» вещество под названием «Образец 307»…
Зайцев подбоченился, раскрыл рот и сказал им:
— … - он ничего не сказал, потому что все они вместе с холлом особняка внезапно погрузились в непроглядную мглу, а все звуки, что шелестели в доме, прилетали с улицы — нырнули в ватную глухую тишину.
Зайцев вновь оказался в полной изоляции, пробить которую не мог даже с помощью своей гигантской натренированной воли. Он начал кричать и звать на помощь, потому что всерьёз испугался за собственную жизнь. В голове одна за другой начали выскакивать причины данной «отключки мироздания»: Зайцева ударили, оглушили… УБИЛИ!!!
— Нет! Нет! — запротестовал Зайцев против скоропостижной гибели, замахал руками, истошно призывая кого-нибудь на помощь.
И тут в пустой темноте загрохотали голоса:
— Ежонков, да заткни его, ради бога! Чего он вопит, объясни мне, наконец??? — громыхнуло справа.
— Наверное, он увидел то, что его психика не в состоянии оценить!!!! — громыхнуло слева.
— Заставь его заткнуться! Все, кого ты пушишь, вопят, как резаные, а у меня вот такая голова! — зарычало справа.
— Проснись!!! — разорвалось сверху, и Зайцев вывалился из пустоты в некий свет и треснулся спиной обо что-то твёрдое.
— Чёрт, они у тебя постоянно валятся на пол! — проворчало слева.
— В нормальных клиниках пациентов погружают в гипносон на кушетках! — огрызнулось справа.
Зайцев немного пришёл в себя и обнаружил, что это твёрдое, обо что он треснулся спиной — обычный пол, покрытый стоптанным ленолеумом. Над ним склонились лица, а потом — у двух из этих лиц выросли длинные руки, которые ухватили Зайцева под мышки и водворили на нары, с которых он свалился. Зайцев понял, что до сих пор находится в той же камере, куда они его запихнули, и нету никакого дома, никакого Гопникова и никакого тракториста.
— Ну, что, убедились? — осведомился кургузый местный милиционер, расхаживая вокруг Зайцева с профессорским видом. — Этот Зайцев и есть идейный вдохновитель «чёртовой банды»! Он сам только что об этом сказал!
Зайцев опешил. Какой вдохновитель? Какая банда? Да он же ловил всех этих жуликов, которые пытались прибиться к его тихой деревеньке! Гойденко у него в камере сидел, а всё то, что он увидел сейчас — какой-то дурацкий сон!
Однако они не слушали его. Большой и усатый сказал:
— Ага, Кубареву теперь пуши!
И они ушли, заперев Зайцева в камере одного.
Ежонков хотел сначала влезть в мозги Серёгина, а Кубареву припасти на потом, однако Недобежкин привёл ему следующий аргумент:
— Нетушки, сначала ты мне вспушишь Кубареву! Допросим её, и я смогу отослать эту курицу, куда подальше из своего изолятора! Она мне тут в камере не нужна!