Марксова историческая концепция питала веру Плеханова, его идейную непримиримость. Непреложность законов исторического развития не оставляла места для «особого пути» и для такой силы социалистической мысли, которая творит чудеса вопреки экономическому быту. Если Россия — это часть Европы, а не планида особенная, и если на пути своем проделала она, хотя и с опозданием, те же этапы, что и Европа, то неизбежен и победный приход капитализма — неизбежен и желателен, потому что с капитализмом придет и рабочий класс, единственный и подлинный мессия социализма. И эта вера в приход капитализма и пролетариата помогала Плеханову уже и теперь, в современной России, видеть распад общины, патриархального уклада деревни и различать контуры капиталистического строя. На этом фоне складывался образ русского революционного пролетариата, которому суждено было выполнить грандиозную историческую работу — освободить Россию от самодержавия, дать ей политическую свободу и ввести в социалистическое царство.
Эта вера в русского рабочего сохранила Плеханова среди распада эмиграции. Она же сплотила вокруг него небольшую группу друзей и единомышленников. Но деятельность их ограничивалась узким кругом эмигрантской литературы. Возникавшие и в России рабочие социалистические кружки не могли еще преодолеть косность обывательщины и реакции. В них воспитывались отдельные пропагандисты, пионеры русского социал-демократического движения. Между тем старое поколение интеллигенции уже сходило со сцены; новому имя Плеханова, не обвеянное ореолом мученичества или героизма, не было известно.
Зато оно становится известным в руководящих кругах западно-европейского социализма. Первые же работы Плеханова по истории материализма дают ему почетное место среди теоретиков марксовой школы; На международных социалистических конгрессах Плеханов, сначала рядом с Лавровым, выступает как представитель России. На этих конгрессах влияние участников определяется силой стоящих за ними рабочих организаций — профессиональных союзов или политических партий. Русские социалисты не представляют ни тех, ни других; они представляют лишь героическую традицию революционной борьбы и социалистические идеалы интеллигенции. И странным кажется пророчество Плеханова в 1889 г. на парижском конгрессе: «Русское революционное движение восторжествует, как движение рабочего класса, или оно никогда не восторжествует».
Плеханов впоследствии рассказывал, что к нему подходили искренне расположенные люди и говорили: «…неужели в самом деле можно верить в русский рабочий класс? Можно верить в русскую интеллигенцию — это понятно: русская интеллигенция имеет знания, имеет преданность делу, но верить в русский рабочий класс — это можно разве на зло кому-нибудь».[3]
Эту фразу, произнесенную Плехановым в 1889 г., часто повторяют в доказательство прозорливости Плеханова. Эта фраза стала даже формулой русского социалистического движения, по крайней мере, дореволюционного. И, конечно, она показывает, что Плеханов видел дальше и глубже, чем его современники. Вера его в марксистскую концепцию истории была так сильна, что он мог предсказать великую роль пролетариата в русской революции тогда, когда для всех это было в лучшем случае гаданьем, ни к чему не обязывающим. А Плеханов не пророчествовал только и не гадал. Он всю свою жизнь, все свои интересы подчинил этому грядущему вершителю судеб русской революции и истории, еще незаметному таинственному русскому рабочему классу. И во имя этого грядущего незнакомца он с таким усердием, с такой непримиримостью и нетерпимостью расчищал дорогу перед марксизмом, не щадя героических традиций, заслуженных авторитетов, почтенных святынь народничества…
А Плеханов в грядущую революцию верил, пророчил близкий ее приход и далек был от всякого пессимизма. Он правильно предсказал исключительную роль пролетариата в этой революции, и жизнь показала, что прав он, а не его противники.
Знаменитая его формула не была, конечно, ошибкой или обмолвкой. Недаром ее столько раз повторяли впоследствии, и она стала девизом русской социал-демократии. В ней концентрированы мировоззрение и психология русского революционного марксизма. В этой формуле содержится и абсолютная непримиримость русской социал-демократии ко всем другим партиям, и ее гордое притязание на монополию политического руководства; в ней и грядущая диктатура пролетариата, и советская власть. Русские коммунисты с полным основанием называют Плеханова своим духовным отцом.
В 1889 г. эта фраза звучала, как прямой вызов революционному народничеству, с которым, казалось, у Плеханова уже ничего не было общего.
Формула-фраза Плеханова имела впоследствии огромный успех. Она стала догматом, общим местом, очевидной в марксизме истиной, — пока не воплотилась, наконец, в жизни. На основании опыта пришлось дополнять формулу Плеханова «союзом с крестьянской беднотой», «уступками середняку» и еще многими другими уступками…
4