Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

Отец Артуро Рипштейна, владелец «Аламеда Фильме», вынудил сына (ради коммерческого успеха) сделать вестерн, и Гарсия Маркес понял, что настоящая литература и коммерческое кино, воспитанное на худших традициях Голливуда, несовместимы.

До этого Гарсия Маркес, вместе с известным сценаристом Луисом Алькорисой, работал на окладе у крупного киноимпресарио. Ничего из того, что они сделали почти за год, не вышло на экран.

Это тоже повлияло на решение вернуться в литературу. «Итак, стало ясно, что кино не является для писателя „лучшим средством выражения“ его внутреннего мира, который с детства формировался в сознании, и что вряд ли средствами кино он сможет рассказать о том, как дед водил его в цирк и в кинематограф смотреть фильмы с участием Тома Микса [39], а бабушка, с наступлением сумерек, рассказывала истории о призраках, населявших огромный дом в Аракатаке» (28, 427).

—  Яне знаю, как ты можешь все это выносить. Я сыт по горло. При одном упоминании о кино меня трясет! — говорил Фуэнтес.

Они лежали на траве у бассейна во дворе большого дома Фуэнтеса на Серрада де Галеано, в престижном районе Сан-Анхеле-Инн.

— Коньо, вот возьму и уеду в Колумбию. Я тоже больше не могу работать сценаристом! Это унизительно! Одни невежды вокруг!

— С другой стороны, Габо, кино нас обеспечивает, а значит, создает нам условия для написания романов. Не забывай, ты обязан сочинить свой звездный роман. Кроме того, благодаря кино у тебя теперь шикарный дом в Сан-Анхеле-Инне.

— Просто я, как дурак, полагал, что именно кинематограф поможет мне выразить то, что я хочу сказать.

— Все дело в отсутствии вкуса у кинодельцов. Они видят в нем не искусство, а только средство обогащения. Вторая причина — это то, что каждый режиссер почему-то считает себя писателем, хотя на самом деле он должен не выдумывать, а лишь воплощать то, что написано в сценарии.

— Знаешь, Карлос, по-моему, я уже созрел для того, чтобы начать мой звездный роман.

— А зачем ты плел Альваро, что пуст, как бутылка из-под виски, что тебе больше нечего сказать?

— Мне было плохо! А потом я сообразил, что хоть бутылка и пуста, но виски-то во мне. У меня полно идей и, кроме того, может пригодиться многое из романа «Дом». Сам по себе он не состоялся, зато послужил мне, как самая полная бутылка лучшего виски. «Палая листва», «Полковнику никто не пишет», «Недобрый час» и «Похороны Великой Мамы» — все это из него!

— Твой Альваро — настоящий друг. Когда он мне рассказывал о том, что ты ему плел, он говорил, что не верит ни одному твоему слову. А ты знаешь, он тут на днях читал мне свои последние стихи. Он — мировой поэт. Мне понравилось.

— Он и прозу неплохую пишет. Пойдем, Карлос, купаться, а то сгорим.

Здесь уместно вспомнить, что много лет спустя Гарсия Маркес утверждал в одном из своих интервью, что первый вариант «Осени патриарха» объемом в триста страниц уже был готов в Мексике, где он прервал работу над этим текстом, потому что принялся за сочинение романа «Сто лет одиночества».

«Знаю, что ты уже много времени работал над „Осенью патриарха“, — читаем мы у Плинио Мендосы в его „Аромате гуайябы“, — но прервал работу над ним, чтобы взяться за „Сто лет одиночества“. Почему ты это сделал? Редко бывает, чтобы писатель прерывал работу над одной книгой ради другой».