Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

Но здесь проявила себя Кармен Балсельс, и у нее было на это право. Она тотчас связалась по телефону со своим земляком Антонио Лопесом Льяусасом и стала выбивать лучшие условия как для писателя, так и для себя. Гарсия Маркес занервничал: так он, не дай Бог, может потерять возможность издать роман в «Судамерикане». Из дома Альваро Мутиса Габриель позвонил в Барселону своим литагентам и категорически заявил Кармен: «Перестаньте вы там спорить из-за каких-то пятисот долларов. Главное, чтобы они меня издали и сделали это немедленно!» (27, 447).

10 сентября 1966 года Гарсия Маркес подписал договор, согласно которому ему полагалось десять процентов от продажной стоимости книги.

— Милая мамочка, ты даже не представляешь, как я сейчас уверен в себе! На все сто! Мой новый роман обойдет весь мир. — Пожалуй, в редкие минуты своей жизни Габриель говорил с такой уверенностью.

— Сынок, почему ты так в этом убежден? У тебя уже изданы четыре книги, однако…

— Мама, я убежден хотя бы потому, что в детстве моими любимыми сказками были «Спящая красавица» и «Тысяча и одна ночь». И еще потому, что у меня есть такая мама и был несравненный, незабываемый дед, твой отец, а еще бабушка и тетка.

— Я хорошо помню, какое впечатление на тебя произвела «Тысяча и одна ночь». Ты весь день ни с кем не разговаривал. Но то были сказки, а ты, как говорит твой отец, описал в романе настоящую жизнь, без прикрас. Это не очень нравится людям. Но если ты прав, я буду так гордиться тобой!

— Ты верно говоришь насчет сказок. Я был еще совсем мальчиком, только научился читать. Ты этого не знаешь, а я, роясь однажды в бабушкином сундуке, обнаружил там истрепанную книжку без начала и конца. Я читал ее с замиранием сердца. У меня пот выступил на лбу, когда я узнал, что один несчастный восточный джинн был засажен в бутылку и просидел там целых шестьсот лет! Простой рыбак откупорил бутылку и выпустил его, дал ему новую земную жизнь.

— Описывая прошлую жизнь Аракатаки, ты тоже выпускаешь джинна.

— Опять ты права! Но не забывай, что кроме Шехерезады у меня были еще и фантастические истории, рассказанные бабушкой. И тетей Франсиской! Та книжка меня настолько увлекла, что читать ее мне было интереснее, чем играть с мальчишками, чем даже рисовать, есть и все остальное. Я читал ее не поднимая головы. Конечно, мир бабушки очень отличался от мира Шехерезады, но обе они рассказывали такие необычные истории! И заметь, всегда абсолютно невозмутимо. Можно сказать, что истории Шехерезады разбудили джинна, спавшего во мне. Я стал буквально проглатывать одну книгу за другой. Вы с дедом мне их покупали. Братья Гримм, Перро, Дюма, Жюль Верн и Сальгари[10].

С той поры Габито редко видели без книжки в руках. Книга стала вторым «я» будущего писателя, который на протяжении всей жизни не раз возвращался к прочитанному, снова и снова штудируя произведения Софокла, Кафки, Фолкнера, Толстого, Хемингуэя, Достоевского, Сарояна, Трумэна Капоте, Дос Пассоса, Колдуэлла, Джойса, В. Вулф и мексиканца Хуана Рульфо.

В книге «Сто лет одиночества» Аурелиано Второй и Аурелиано Вавилония, пристрастившиеся к загадочным пергаментам Мелькиадеса, одержимы такой же страстью к чтению, которая определила литературную судьбу автора романа.

— Потом, мама, я не имею права забывать предсказаний Клементе Мануэля Сабалы. Помнишь, он клялся жизнью, что я далеко пойду, и не только как журналист, но и как писатель. Это предсказание непременно должно сбыться!

— Это какой Сабала?

— Главный редактор газеты «Универсаль» в Боготе. Этим романом я сохраню ему жизнь!

— Я рада за него и поздравляю тебя!