Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

В семь лет, как пишет Лассо Сальдивар, юный Габито «уже видел и начинал понимать, что жизнь деда, как и всякого другого человека, вращается вокруг некой оси, причем у одних это движение поступательное, у других обратное, потому что одни имели все, а другие ничего, одни командовали, а другие подчинялись, одни знали все, а другие жили в невежестве, и что в этом движении вперед или назад свою долю ответственности несли обитатели заповедного города, американского „электрифицированного курятника“, ведь именно они были в ответе за невиданную забастовку 1928 года, следствием которой явились известные трагические события, именно они изменили русло реки, в которой мальчик любил купаться с дедом, и, что самое главное, именно они навсегда поменяли русло истории страны и судьбы ее людей» (28, 107).

Полковник Маркес был человек среднего роста, крепкий, подвижный, несмотря на солидный живот, с могучей шеей и высоким лбом. У него были пышные усы, посеребренная годами шевелюра и очки в золотой оправе собственного изготовления. Он смотрел на мир одним глазом, но видел лучше, чем иные люди двумя, говорил не спеша, взвешивая каждое слово, и его речь лилась красиво, была содержательной, а сказанное слово всегда попадало в цель. Но еще больше друзья и знакомые ценили в нем практичность и организованность, верность своему слову и гражданскому долгу — он был казначеем муниципалитета Аракатаки.

— Габо, давай поговорим о нашем деде, — предложила сестра Лихия, «семейный летописец», и раскрыла свои записи.

Писатель оживился, пригладил усы и заговорил:

— А ведь верно, я тебе еще много чего не рассказал. А знаешь, с детских лет во мне зародилось уважение к деду прежде всего потому, что он всегда очень строго одевался…

— Чего не скажешь о тебе!

— Это да. А дед умудрялся, несмотря на жару, носить еще и пиджак, и галстук. В праздники одевался особенно элегантно, в жилетном кармане всегда носил золотые часы с массивной цепочкой. Потрогать цепочку он позволял только мне. Он всегда был тщательно выбрит и благоухал одеколоном — разных сортов, но всегда очень дорогим.

— И любил поесть. Мне говорила мама.

— И не только поесть! Он действительно всегда ел с аппетитом и много. Может, поэтому был неисправимым бабником.

— Как наш отец? — Лихия покраснела.

— Дед гулял напропалую. Однажды — позже мне рассказывала об этом мать — тетя-мама Франсиска сказала бабушке, что у ее Николаса есть любовница, и не одна. Бабушка, вечно витавшая в облаках, была так занята домашними заботами, что пропустила заявление тети Франсиски мимо ушей. А дед был ходок! У него было девятнадцать внебрачных детей! И это только те, которых я разыскал! Когда записывал всех, у меня не хватило бумаги…

— А почему у полковника Аурелиано Буэндия их только семнадцать?

— Потому что мне нравится это число и потому что дед не Аурелиано. А то, как вкусно и много ел наш дед, я использовал при создании образов Хосе Аркадио и Аурелиано Второго.

— Неужели бабушка не ревновала?

— Тогда были другие времена. И потом, ее характер точно соответствовал ее имени — Транкилина[16]. Бывало в дом деда приезжали, особенно на Рождество, его побочные отпрыски, и бабушка принимала их словно родных. Так же, как Урсула Игуаран вела себя с незаконнорожденными детьми полковника Буэндия.

Габриель замолчал, и Лихия почувствовала, как ее брат унесся в мир воспоминаний.

— Аракатака! — произнес он. — Там было столько странных людей, особенно из пришлых; когда я начал писать, достаточно было только вспомнить их лица, поступки и судьбы.