Гадание на крови. Драма в 4-х действиях

Подходит к двери, заглядывает в комнату, затворяет дверь.

Спят, спят актеры наши, так тихонько,

Клубочками свернувшись, как котята.

Наверно сквозняком открыло двери.

На балконе появляются рабы.

1-й раб

Спокойно все кругом. Все обошли мы.

2-й раб

Но спят еще не все. На сеновале… (шепчет на ухо)

Н е р в а (смеясь)

Пускай резвятся, дело молодое!..

Спускается по лестнице к Аполлонию.

Н е р в а

Люблю, люблю я нашу молодежь!

Все говорят, вот, мол, они распутны,

Болтать умеют, дела же не знают.

А ведь и нас ругали старики.

И мой отец без слов брался за палку

Как вспомню, веришь, ребра так и ноют…

(Что-то вспомнив, оборачивается к рабам.)

Пятьсот плетей тому, кто отлучится

Или заснет здесь, стоя на посту.

Паршивыми своими головами

За жизнь его ответите мне, черти!

(поворачивается к Аполлонию, продолжает)

О чем я бишь?.. Ах да, о воспитанье,

Но впрок пошла отцовская наука.

Я вырос, воевал, всю жизнь в Сенате.

Народ не понаслышке Нерву знает.

Три раза я декреты отменял,

Которые вводить пытался цезарь,

Двух человек невинных спас от казни,

В суде их защитил, и сам Германник

Скрипя зубами все же согласился

Их оправдать. Я с гордостью законной

И прозвище свое несу по жизни.

Меня все называют «Честный» Нерва,

А п о л л о н и й

Да… нынче честность редкое явленье…

Н е р в а

А между тем, за восемьдесят лет,

Пока живу на свете я, не слышал

Никто и слова ложного от Нервы,

Хоть приходилось иногда молчать…

А п о л л о н и й

Порой молчанье может быть страшнее,

Чем горы лжи.

Н е р в а

Я не своекорыстен.

К чужому не стремлюсь, хоть на меня

Все смотрят, как на белую ворону.

Да… Странное сложилось положенье

В стране у нас, что славилоась от века

Моралью строгой, принципами права

Которые спервые во всем мире

Мы выбила на бронзовых Таблицах.

Какие люди отдали за это

Свои святые, праведные жизни…

О, Брут и Попликола! Братья Гракхи!

Катон суровый! Пылкий Цицерон!

Небось бедняги корчатся в гробах,

Увидев, что с республикою стало.

И, думаешь, не борются со злом?

Сажают мало? Как еще сажают!

Эх, пуганый народ у нас, бывалый!

Все на словах стоят за добродетель,

Но стоит только долности добиться.

Немедля принимаются тащить.

Воруют страстно, алчно, с упоеньем,

Республику таскают по кускам…

И, что ужасно – это стало нормой!

На вора смотрят прямо с уаженьем,

Он глаз ни перед кем не опускает.

А честный – тот, напротив, в дураках.

Его прошенья, жалобы, доносы

Исправно возвращают казнокрадам —

И залобщиков тащат на расправу.

Во время этой речи на веранде появляются Оржит и Руф. Спускаются по лестнице. Руф постоянно прикрывает руку полой своей тоги.

А п о л л о н и й

А ты-то сам не пробовал бороться?

Ведь ты в Сенате человек известный.

Н е р в а

И потому сижу я как на углях.

Никто упрек мне бросить не способен

Ни в чем – и оттого спокоен я.

Орфит и Руф подходят.

Вот, кстати и друзья мои, знакомься:

Гай Орфит, историк крупный и очень злой.

Квинт Марций руф, законовед известный.

О р ф и т

Ученый уникальный: познает он

То, что давно не водится в природе

Р у ф

Сказать могу я то же о тебе:

Гробокопатель! То, что все хоронят,

Старательно на свет ты извлекаешь

Н е р в а

Уснул сосед ваш?

О р ф и т

Будь он трижны проклят!

На кладбище иметь таких соседей

И то б не пожелал. Храпит ужасно!

А п о л л о н и й

Так он не друг вам?

Р у ф

С Армиллатом дружат

Лишь плаха и петля. Доносчик он.

Опаснейший подлец из тех, что тайно

Собирают сплетни, слухи, анектоды.

Нескромный вздох готов истолковать он,

Как недовольство нынешним правленьем.

Н е р в а

О, сколько он достойных погубил.

Какие имена: Геренний, Рустик…

А п о л л о н и й

И все-таки он принят в вашем доме.

Н е р в а

Куда же нам деваться от него?

Р у ф

Прогнать его – тем самым показать

Сучувствие к его невинным жертвам.

А п о л л о н и й

Как все мне это слышать непривычно.

Такие люди… Цвет патрицианства,

И делят хлеб и кров свой с негодяем,

Которому на виселице место.

Н е р в а

Не то еще мы терпим от тирана.

А мы дивимся мудрости твоей

И той отваге дерзкой иль безумной,

С которой ты на цезаря напал.

А п о л л о н и й

Я, верно, вас подставил под удар.

О р ф и т

О, что ты право…

Р у ф

Мы не из пугливых.

Н е р в а

Я донести обязан на тебя.

Р у ф

Ты? Нерва…

Н е р в а

Иначе, бесспорно

Опередит нас подлый Армиллат.

Хотя уверен я, что не достанут

Философа ищейки Элиана.

Он легок на подъем.

А п о л о н и й

Мой скарб на мне.

Я сам, хитон и посох – все именье.

Я, как видишь, и без сандалий в жизни обхожусь.

О р ф и т

И в этом ты похож на Демокрита,

Который и от кружки отказался,

Увидев парня, пьющего из горсти.

Р у ф

Иль Диаогена, что, придя к Платону,

Стал попирать Платоновы ковры

И приговаривать: «Топчу твою гордыню!»

А тот ему:.....

А п о л л о н и й

…»Своей гордыней топчешь»…

Я счел бы правомерным твой упрек,

Когда бы своим рубищем кичился,

Шокируя общественные нравы.

Но я, прости, таков, каков я есть.

Что волосы мои? Да просто шерсть.

Каменья мне ничуть не ранят ноги.

Я их не замечаю, как и взглядов

Толпы глумливой, указаний палцем

И выкриков мальчишек озорных.

Ведь я учусь у жизни простоте.

Н е р в а

Так учишься иль учишь?

А п о л л о н и й

Я учу

Учиться, ибо плод познанья сладок.

Не знанья, нет, его не обретешь.

Все знать, как выпить реку, невозможно,

Но можно познавать. Душой стремиться