- Оладьи, - созналась я, стараясь совладать с желанием рассмеяться и накостылять ему по шее одновременно. - Самадж всегда тщательно следит за здоровым питанием своих воспитанников. За все время, что я провела здесь, никогда не видела на завтрак ничего, кроме овсянки и творога. Ваше прибытие воистину творит чудеса, неподвластные лучшим из нас. - Я выдержала паузу и добавила: - А вы их даже слопать не соизволили!
После чего с достоинством развернулась и отправилась к раздаточной, оставив за спиной давящегося смехом секретаря. Его веселье было искрящимся и крайне заразительным, и к кухарке я подошла с неприлично широкой улыбкой - но на меня чудес не хватило, не помогла ни вежливость, ни гримасы, ни потусторонний ужас. К столу вернулась со скорбной физиономией и тарелкой горячей овсянки.
- Без молока, сахара и вредных вкусовых добавок, - мрачно похвасталась я, и Констант все-таки рассмеялся и щедро плюхнул мне в тарелку кленовый сироп.
- Оладьи не отдам, они остыли, - объявил он и вгрызся в них с таким аппетитом, что я немедленно усомнилась в его словах и бесцеремонно полезла с проверкой.
Не соврал.
- Разве устав Самаджа позволяет объедать дорогих гостей? - насмешливо прокомментировал Констант и в отместку стащил полную ложку овсянки. Обжегся, но все равно посматривал с торжеством.
- Только если они от этого в восторге, - бездумно призналась я - и замерла, ошарашенная собственной реакцией.
Констант ведь веселился не натужно, пытаясь скрыть собственный страх, как я ожидала, а совершенно искренне, без задней мысли; боялся он ровно до того момента, как я пришла - и начала беседу с подколки. Причем боялся не меня и даже не одержимого, а…
Того, что что-то резко изменится? Что я стану его избегать?
На обычное влечение это уже не тянуло.
А мне почему-то безумно хотелось быть с ним открытой и прямолинейной, как с Чирикло, что только усугубляло и без того идиотскую ситуацию.
Мы знакомы всего неделю. Он помолвлен и служит людям, втянувшим моего отца в смертельно опасную аферу и бросившим его в критический момент. Я принадлежу Самаджу и одержима лисой, а единственное, что мне нужно от ирейцев, - это помощь в поисках Чирикло.
Со своими порывами определенно следовало совладать, но…
В глазах женщины на его рисунках жило что-то такое же темное, тяжелое и невыносимое, как и у него самого. Что-то он увидел во мне?..
- Ломри? - Констант окликал тихо, но в пустом зале его голос звучал, как низкий, нарастающий рокот высокой безжалостной волны. Рука была такой горячей, что от прикосновения я невольно вздрогнула. На манжете его рубашки по-прежнему темнело чайное пятнышко; под глазами залегли усталые тени.
- Помните, вы обещали, что не позволите себе ничего лишнего?
- Разумеется, - выдохнул он.
Но рука, накрывающая мою ладонь, будто стала тяжелее. Кажется, у меня на физиономии излишне отчетливо значилось, что я сама хочу, чтобы он взял свои слова назад, а вовсе не напоминаю о данном обещании.
- Кража овсянки - это уже лишнее, - строго объявила я и осторожно отняла руку, чтобы отпить из чашки горький зеленый чай.
- А кража моих эксклюзивных оладий?! - неискренне возмутился он.
- А я вам ничего такого не обещала, - брякнула я и прикусила язык.
Констант тут же подался вперед, но, заметив мою реакцию, тоже застыл.
Пауза получилась бы неловкой, если бы мы, будто сговорившись, не рассматривали друг друга - жадно, словно силясь впитать взглядом то, чего нельзя коснуться руками.
…у него темно-каштановые волосы до плеч, собранные в хвост; они жесткие даже на вид и упрямо пытаются выбиться на волю, но кожаный шнурок стянут слишком туго.
…на подбородке и щеках лежит тень щетины, и у меня зудят кончики пальцев - так хочется ощутить, как она покалывает кожу.
…он всегда немного хмурится, а надбровные дуги чуть высоковаты, и между ними пролегает ранняя морщинка; эта впадинка будто создана для того, чтобы прижиматься к ней губами.
…шея массивная и совершенно не соответствует тейнарским канонам красоты, но, полуприкрытая мягким воротником дорогой рубашки, смотрится вполне гармонично; должно быть, потому, что сюртука на нем нет, и под белой тканью видно, как напряженно бугрятся мышцы плеч - тоже совершенно не соответствующие ни общепринятой моде Альянса на точеных, изящных людей, ни даже должности обычного секретаря.
Обычного ли? Рубашка чертовски дорогая…
И верхняя пуговица расстегнута. Смуглая кожа контрастировала с белой тканью рубашки так притягательно, что я едва сдержалась, чтобы не добраться до следующей пуговицы, чтобы посмотреть - он такой загорелый весь, целиком? Или все же есть там, под одеждой…
Я сглотнула и наконец обратила внимание на то, что сижу, неприлично подавшись вперед, а ворот капари разошелся будто бы сам собой. Констант замер моим зеркальным отражением.
Помолвлен, черт подери, Хикари, он помолвлен, имей совесть! Если уж у него ее нет…
Некоторое время ушло на то, чтобы прогнать мысль о том, что в нашем-то веке в Альянсе помолвка значит не так уж много и ее легко разорвать, и выровнять дыхание.