Читаем Гагарин полностью

В истории отечественной космонавтики, наряду с многочисленными достижениями, есть и две трагедии. 24 апреля 1967 года вследствие сбоя в работе парашютной системы при спуске корабля «Союз-1» погиб инженер-полковник Владимир Михайлович Комаров, совершавший свой второй полет в космос. Дублером Комарова был Юрий Гагарин. 29 июня 1971 года из-за преждевременной разгерметизации спускаемого аппарата корабля «Союз-11» погибли космонавты Георгий Тимофеевич Добровольский, Владислав Николаевич Волков и Виктор Иванович Пацаев. Командир экипажа подполковник Добровольский и астроном Пацаев совершали свой первый полет в космос, а бортинженер Волков – второй.

Конструкция корабля «Союз-11» не предусматривала скафандров для экипажа. О том, почему прекратилось использование скафандров, рассказал психолог и журналист Валерий Шаров, который в 1990 году был отобран для подготовки к космическому полету на пилотируемой научно-исследовательской орбитальной станции «Мир». «Гибель трех космонавтов летом 1971 года из-за разгерметизации спускаемого аппарата только на первый взгляд представляется чисто технической проблемой, – пишет Шаров в своей книге “Приглашение в космос”. – На самом деле эта трагедия имеет начало в далеком 1964 году, в разгар “холодной войны”. Тогда, еще на самой заре космической эры, и русские и американцы посылали в космос не более двух человек на корабле – такие были ограниченные технические возможности. Шло сумасшедшее соперничество двух великих держав за приоритеты в космических программах. И вот в СССР узнали, что американцы готовят полет на орбиту экипажа из трех человек. Тогдашний советский лидер Никита Хрущев немедленно вызвал к себе Главного космического конструктора Сергея Королева и потребовал опередить американцев в этом начинании – послать в космос к предстоящей годовщине Октябрьской социалистической революции (до нее оставалось несколько месяцев) трех советских космонавтов. Далее произошли примерно следующие разговоры.

– Это невозможно, – начал убеждать политика Сергей Павлович, – потому что для такого полета требуется иной корабль, нежели у нас пока есть. Мы над таким работаем, но в столь короткие сроки он готов не будет.

– Ничего не хочу знать, – взорвался Хрущев. – Вы Главный конструктор, вы и решайте, как это сделать, но мы должны опередить американцев. Чтобы к празднику полетели три наших космонавта!

Удрученный Королев вернулся в свое конструкторское бюро и тут же вызвал ведущих специалистов, которым рассказал о состоявшемся разговоре с лидером страны. И добавил:

– Я понимаю, что это безумие: пытаться на старом корабле послать в космос трех человек, но такая задача поставлена и ее надо решать. Если у кого-то будут какие-то идеи, пусть самые невероятные – немедленно ко мне с докладом в любое время суток.

И в какой-то момент к нему приходит один космический инженер и говорит: “Сергей Павлович, я знаю, как решить проблему. Если нам снять с космонавтов защитные скафандры, то мы прилично сэкономим и на весе, и на объеме в нашем небольшом двухместном корабле. И за счет этого сможем разместить в нем третьего космонавта. Вот вам и выход!”

– Да вы что, – немедленно отреагировал Королев, – а как же проблема безопасности? Кто полетит без дополнительной страховки – без защитного скафандра!? Кто на это согласится?

Дело в том, что до этого в СССР летали в космос на кораблях “Восток”, который не имел системы мягкой посадки спускаемой капсулы, и космонавтам приходилось катапультироваться из нее на довольно приличной высоте. Естественно, они постоянно были в специальных защитных скафандрах, которые оберегали их от возможной разгерметизации корабля на этапе вхождения в атмосферу, а затем – и при спускании на парашюте с большой высоты уже вне корабля.

– Я первый готов лететь! – ответил инженер.

Его звали Константин Феоктистов. И он действительно полетел в составе первого в мире космического экипажа из трех человек (кроме него туда входили командир корабля В. Комаров и первый космический врач Б. Егоров) на корабле “Восход” – впервые в истории советской космонавтики без скафандров. Этот корабль отличался от предыдущего “Востока” еще и тем, что имел мягкую посадку на землю, и космонавтам не надо было покидать спускаемую капсулу, чтобы приземляться на парашютах.

Этот суточный полет, осуществленный даже на три недели раньше оговоренного Хрущевым ноябрьского политического праздника, прошел на редкость удачно. Он закрепил советские приоритеты в освоении космоса. И, удивительное дело, дальше так и продолжили в СССР летать в космос без скафандров! Сначала – еще раз на корабле “Восход”, когда был осуществлен первый выход в космос А. Леонова. А затем – и на принципиально новых “Союзах”. Летали по одному, по двое, по трое. Даже первый полет на станцию “Салют” проходил в бесскафандровом режиме. Десять пилотируемых полетов состоялось с тех пор, и ни разу не возникало никаких проблем, напоминающих о такой важной, дополнительной системе безопасности космонавтов, как индивидуальные скафандры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное