Читаем Гагарин полностью

«Сергей Павлович [Королев] глубоко понимал необходимость прочного сочетания в космонавте качества летчика-испытателя с широкой инженерной эрудицией покорителя неизведанного, – вспоминал Герман Титов. – Поэтому он настойчиво рекомендовал каждому из нас получить инженерное образование. Под его влиянием первая группа космонавтов оказалась в числе слушателей прославленной академии имени Н.Е. Жуковского, хотя некоторые из нас поначалу предполагали поступать в другие учебные заведения. Сергей Павлович не ограничился тем, что “втолкнул” нас в академию. Он затем ревностно следил за нашим обучением».

Можно с уверенностью предположить, что Гагарин поступил бы в академию и по собственной инициативе. В 1961 году ему исполнилось двадцать семь лет. Большая часть жизни была впереди (никто же не мог тогда знать, что жизнь Первого Космонавта трагически оборвется всего через семь лет) и следовало думать о будущем. Став майором задолго до своего тридцатилетия, наш герой, образно говоря, «уперся головой в потолок». Первое Чкаловское военное училище летчиков, в период обучения в нем Гагарина, являлось средним военным училищем (статус высшего училища оно получило лишь в 1960 году после слияния с переведенными в Орск Оренбургским училищем штурманов и Кировобадским училищем летчиков). Офицер, окончивший среднее военное училище, не мог подняться в звании выше подполковника, а если такое и случалось, то по причине каких-то исключительных условий. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, а Юрий Гагарин был хорошим солдатом и офицером, явно не собиравшимся надолго «застревать» в майорах. Так что путь у него был один – в военную академию. И не только из карьерных соображений, но и для приобретения знаний. Советские конструкторы ракетно-космических систем смотрели далеко вперед. Уже на стадии проектирования первого «Востока» обсуждалось создание орбитальных космических станций – «стационарных» научно-исследовательских лабораторий на околоземной орбите. Обсуждались полеты на Луну, Венеру и Марс, да и вообще идеи били ключом. Для того, чтобы соответствовать требованиям времени, были нужны глубокие знания.

Побывав в космосе и объездив полмира, Юрий Гагарин остался таким же, каким и был до своего подвига. «Юрий Алексеевич… находясь в учебной лаборатории, общался со многими и от всех событий – день рождения сотрудников, рождение ребенка – не оставался в стороне, – вспоминал об осеннем семестре 1967–1968 учебного года Рафаэль Закиров, один из преподавателей академии. – Так, узнав, что у меня родился сын, и увидев его детскую фотографию, взял ее у меня и первым на обороте оставил свой автограф, “скомандовав” остальным слушателям-космонавтам последовать его примеру. Теперь эта фотография с автографами Гагарина, Титова, Быковского, Леонова, Николаева, Поповича – семейная реликвия. И вот невидимые миру связи – мой сын закончил Воздушно-космическую академию имени Можайского и служил в космических войсках». Невидимые миру связи были шире – в 1962 году старший лейтенант Закиров и сам проходил медицинское обследование в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале для зачисления в отряд космонавтов, но с космосом, что называется, «не сложилось», зато сложилось с обучением космонавтов.

На напрашивающийся вопрос: «Как Гагарину удавалось совмещать зарубежные поездки с обучением в академии?», можно дать только один ответ: «По-гагарински». Давайте вспомним, хотя бы о том, как Юрий совмещал завершение обучения в Саратовском индустриальном техникуме с занятиями в аэроклубе. И если кто-то сейчас подумал, что такой знаменитости, как Гагарин преподаватели шли навстречу и делали поблажки, то он сильно ошибся. Может, кто-то из преподавателей и пошел бы навстречу, но Гагарин сам не позволял себе никаких поблажек, в том числе и в учебе. Во-первых, характер у него был совершенно «непоблажечный», а, во-вторых, знания приобретались им не ради диплома, а для использования в космических полетах, где от знаний и навыков зависела жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное