— Меня заверили в этом, — ответил Андре, чувствуя, как у него внезапно пересохло в горле. Райко поклялась, что он может рассчитывать на этот визит, что переданные ей тайные военные планы уже осели в головах доверенных посредников в Эдо, которые будут вести переговоры о вознаграждении. — Сначала Ёси должен прибыть назад, Анри, тогда мы сможем назначить дату. Мне обещано, что он поднимется на борт флагмана. У меня сегодня назначена встреча, и первая выплата как раз закрепит все дело.
— Я передумал насчет выдачи денег вперед. Лучше... — Андре открыл рот, чтобы возразить, и Сератар повысил голос, — лучше подождать. Я решил, что лучше подождать! — Он отошел от окна, сел за стол и знаком предложил Андре сесть напротив, жест не был сердитым, но сама его гладкость пресекала всякие протесты. — Как только я буду точно знать, что он вернулся, вы сможете заплатить этим... этим посредникам.
— Но я обещал им деньги сегодня, вы же согласились.
— Ну так объясните, что я им не доверяю, — произнес Сератар с пренебрежительной улыбкой. — Пусть они докажут, что им можно верить. Так я говорил, де Жеруар возьмет её под опеку государства, Андре, и она таким образом станет частью государственной политики, а?
Сегодня вечером Андре ненавидел Сератара, ненавидел, потому что тот был опасен и коварен и слишком много знал, слишком многое помнил и был абсолютно бесчувственен. Сегодня утром за завтраком Сератар, прищурившись, пристально посмотрел на него.
— В чем дело, Анри?
— Ничего, у вас на шее появилось пятно, которого не было раньше, и я подумал, не... Как вы себя чувствуете, Андре?
Это заставило его в панике бежать к зеркалу в спальне, леденея от ужаса, что первый признак болезни проявился. С того самого времени, когда он начал встречаться с Хинодэ, он стал болезненно чувствителен к малейшим пятнышкам или самому легкому повышению температуры. В большинство из вечеров она раздевала его при свете, говоря ему, как ей нравится смотреть на него, касаться его, разминать мышцы или ласкать, её пальцы и руки всегда были чувственными, но он все равно был уверен, что она отыскивала предательские знаки.
— Ни одного, пока ни одного, хвала Создателю, — пробормотал он своему раздражению, весь в поту от облегчения, что легкая краснота на шее оказалась всего лишь укусом насекомого.
— Андре, — продолжал говорить Сератар, — сегодня за ужином мы должны вместе с ней разработать план. Я рекомендую, чтобы сразу после того, как государство возьмет над нею опеку, она переехала жить в посольство и... — Стук в дверь прервал его. — Да?
Дверь открыл Вервен.
— Послание от Варгаша, мсье. Мадам Струан сожалеет, но она чувствует себя недостаточно хорошо для ужина.
— Если она в достаточно добром здравии, чтобы проводить гроб, — вспылил Сератар, — она, конечно же, могла бы выкроить и для нас время. Благодарю вас, Вервен. Андре, мы обязательно должны поговорить с ней до её отъезда.
— Не беспокойтесь, завтра утром я первым делом повидаюсь с ней. Только ходят слухи, что она может задержаться. Полагают, что Хоуг высказался против морского путешествия по медицинским соображениям; Небесный же Наш Скай открыто настроен против её переезда в Гонконг.
Уголок верхней губы Сератара пополз вверх.
— Мне этот человек омерзителен, он неотесан, груб и совершенно отвратительный британец.
Анжелика наблюдала за отходом клипера из апартаментов тайпэна наверху. Редкие прохожие видели её в окне, потом спешили дальше, сырые и продрогшие, гадая, что с ней теперь станется. Одним из них был Филип Тайрер, вернувшийся на берег после доставки депеш на «Облако». Она выглядела такой одинокой, такой траурной во всем черном; раньше он никогда не видел её в черном, она носила только весенние цвета. На мгновение он остановился, испытывая искушение заглянуть к ней, спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, но решил пройти мимо, до его встречи с Фудзико оставалось ещё столько дел, месячная плата Райко за «прошлые услуги в ожидании заключения контракта», а потом ещё урок с Накамой, который пришлось отложить из-за переписывания депеш и документов для сэра Уильяма.
Он простонал, вспомнив все фразы и слова, перевод которых хотел получить, и новую ноту Андзё, которую сэр Уильям специально отдал переводить Накаме не столько потому, что не доверял ему, сколько чтобы проверить реакцию японца на краткую, лишенную дипломатических прикрас, англосаксонскую прямоту выражений. Хуже того, он заметно отстал со своим дневником и не успел написать еженедельное письмо домой. Что бы ни случилось, оно должно было отправиться с пакетботом.
С последней почтой его мать написала ему, что отец болен: