– Собственно, такая вот мыслишка, Павел Гаврилович… – задумчиво пробормотал Костровой, с интересом разглядывая поверженного. Зуев валялся без сознания, закатились глаза, кровь заливала лицо. Федор Иванович осторожно потрогал свой лоб – тоже болит, не железный. Перешагнув через тело, полковник поднял бутылку, достал из кармана скомканный носовой платок, смочил его и приложил ко лбу. В бутылке что-то оставалось. Редкий сорт напитка, не должно добро пропадать. Он допил остатки пойла, крякнул, передернул плечами. Пустую стекляшку аккуратно поставил под тумбу. Покосился наверх – на проводку в желобе, оторвал ее сильной рукой, принялся связывать обездвиженное тело. Он провозился несколько минут, потом поднялся, довольный результатами. Зуев не шевелился.
– Вот так и лежи, Павел Гаврилович, – погрозил ему пальцем полковник и удалился с капитанского мостика.
Фиолетовая муть с востока приближалась, но до шторма и локального светопреставления еще время было. Полковник шел по левому борту, мобилизуя все органы чувств. Ракетница была в руке, палец – на спусковом крючке. Ноздри Федора Ивановича хищно раздувались, в глазах мерцал демонический огонек. Он приоткрыл дверь на камбуз. Евгении Дмитриевны там уже не было. Это открытие вызвало недовольство Федора Ивановича, но из равновесия не вывело. Он покинул камбуз и отправился дальше. Заглянул в последний кормовой проход, пару минут постоял у лестницы. В машинном отделении за закрытыми дверьми проистекала возня. Самое время этим тварям развязаться. Но что это даст? Он самодовольно усмехнулся, вышел на корму. Вздрогнул Вышинский, сидящий на рундуке рядом с фальшбортом. Он обнимал буксирную лебедку. Мгновение назад чиновник пустыми глазами таращился на приближающуюся тучу, а сейчас сверлил ими подходящего полковника. В руке у полковника была ракетница. Вышинский нахмурился, начал привставать, стиснул рукоятку кухонного ножа.
– Минуточку, полковник, куда это вы так разогнались? – обнаружив, что Костровой не желает тормозить, а глаза его как-то странно блестят, он прыгнул в стойку, замахнулся ножом. – Да стойте вы, черт возьми! Что случилось, Федор Иванович? Вы же не думаете, что это я?
– Бросьте нож, Роман Сергеевич, у вас все равно нет шансов. – Костровой вскинул ракетницу, прицелился в лоб визави. – Представляете, какую вселенную прожжет в вашей умной голове эта штука?
Вышинский в страхе попятился, запнулся о край рундука, потерял равновесие. Схватился за лебедку, выронил нож. Полковник стремительно прорвал оборону, треснул рукояткой по лбу. Вышинский еще сопротивлялся, хватался за его рубаху, пришлось добавить. Кровь хлестала из рассеченной кожи, заливала мятый пиджак, он свалился, как куль. Покосившись за спину, Федор Иванович выволок стонущее тело на открытое место, сорвал крышку с рундука. Моток пеньковой веревки, валяющийся тут с сотворения мира, пришелся очень кстати. За несколько минут он связал постанывающего заместителя губернатора. Руки за спиной и вывернутые ноги стянул дополнительно. С удовольствием обозрел свое творчество и отправился на вторую палубу.
Он медленно шел по полутемному коридору. Отдельные каюты были открыты, и сквозь проемы просачивался тусклый свет. Костровой сделал несколько шагов по ковровой дорожке, и тут чутье ему что-то подсказало. Полковник встал и обернулся. Загулял желвак, зашевелились ноздри – казалось, он превращался в волка. Он оскалился – почувствовал добычу, тихо вернулся назад, припал к двери 12-й каюты. Для верности посмотрел на номер – ну, точно, данная территория Евгении Дмитриевне уже знакома… Кто сказал, что он хреновый мент? Он отличный мент, если дело касается его жизни и собственного благополучия. Нюх, как у собаки…
Он поскребся в дверь и вымолвил приглушенно, с придыханием:
– Евгения Дмитриевна, я знаю, что вы здесь, откройте, пожалуйста, это очень важно… Я поймал его, Евгения Дмитриевна, он больше не причинит никому вреда, теперь мы можем быть спокойны.
– Вы серьезно? – сработал фактор «внезапной радости», женщина провернула собачку и открыла дверь. – Господи, Федор Иванович? – она осеклась. – Вы так улыбаетесь, вы просто на себя не похожи…
– Я кот Борис, Евгения Дмитриевна, – простодушно объяснил Костровой, – весел, энергичен и полон сил.