Поначалу стычки с войсками Вителлия происходили в районе среднего Пада (река По), и в этих апрельских боях отряды Отона сражались успешно, хотя их могла поддержать лишь небольшая часть придунайских легионов. Основные силы оттуда только подтягивались. Решительное сражение произошло 14 апреля под Бедриаком, уже за Падом, недалеко от Кремоны. Когорты цезаря понесли большие потери, но не были разбиты, не поддались панике, выражали готовность снова идти в бой, а придунайский корпус быстро приближался.
Командный пункт Отона располагался по другой, правой стороне реки. Узнав о страшных потерях, окружающие поклялись Отону в своей верности и желании продолжить сражаться, ибо они уверены в конечной победе. Один из гонцов, желая наглядно продемонстрировать верность солдат вождю и неизменную волю к победе, у ног цезаря вонзил меч себе в сердце, воскликнув перед смертью: «И каждый из нас ради тебя сделает то же!»
Наверное, именно тогда Отон и решил положить конец этой братоубийственной войне. А сделать это можно было лишь самоустранившись. Напрасно и современники и историки искали причины решения Отона в создавшейся тогда ситуации. При нем оставались еще нетронутые, не обескровленные легионы, к нему спешила помощь из Далмации, Паннонии и Мезии, и даже раненные в боях воины оставались верны цезарю, готовые сами, безо всякой помощи, постоять за него. Так был ли это нервный срыв, и он сам изменил своим преданным солдатам? Испугался или, напротив, поступил по-мужски?
Всё объясняют его слова: «Мы воюем не против Ганнибала. Мы, римляне, сражаемся с римлянами, нанося раны нашей общей родине. И какое имеет значение, кто победит в этой войне? То, что принесет радость победителю, может обернуться несчастьем для народа. Не хочу, чтобы продолжали гибнуть лучшие мужи империи, такие отличные солдаты, вот как этот. Лучше мне умереть!»
Отон простился с ближайшими соратниками. Позаботился, как мог, о каждом. Даже распорядился о том, чтобы всем, желающим уехать, были выделены средства и транспорт. Потом заперся у себя и занялся бумагами, просматривая их и сжигая все, которые могли бы кого-нибудь скомпрометировать, если попадут в руки Вителлия. Написал два письма: одно — сестре, второе — бывшей жене Нерона, Статилии Мессалине, на которой собирался жениться, и просил их позаботиться о его, Отона, прахе и памяти. Все наличные деньги раздал своим близким и слугам, разделив их по справедливости. Поговорил с малолетним племянником, которому был хорошим опекуном, и теперь старался его успокоить и дать наставление, как жить дальше. С гордостью повторил, что он первый, не считая Гальбы, придал императорский блеск их древнему роду.
Наверное, Отон покончил бы с собой уже 15 апреля, но ему помешали шум и беспорядки в лагере, это его верные преторианцы силой удерживали тех, кто собрался уехать, пользуясь разрешением цезаря, обзывая их трусами и предателями. Тяжело вздохнул — придется прожить еще и эту ночь, и вышел, чтобы навести порядок. Для этого потребовалось много времени, весь день, к тому же он принимал всех, кто пожелал увидеть его. Наконец Отон выпил кубок холодной воды, взял два стилета, попробовал, остры ли их лезвия, и заперся в спальне. Заснул — оставшиеся слышали его ровное и спокойное дыхание. Проснувшись утром, поинтересовался, как обстоят дела, все ли спокойно, смогли ли уехать те, кто пожелал. Отослал из спальни прислуживавшего ему вольноотпущенника, чтобы на того не пало подозрение. А когда дверь за ним захлопнулась, Отон закрепил стилет острием вверх и навалился на него всей тяжестью тела, рассчитав, чтобы острие вошло прямо в сердце. Когда в комнату ворвались слуги и охрана, он был еще жив и пытался как-то заслонить смертельную рану. Или указывал на нее?
В последних разговорах с друзьями Отон просил их похоронить его тело как можно быстрее, чтобы не дать врагам надругаться над ним, как три месяца назад с его молчаливого позволения надругались над телом и головой Гальбы. Преторианцы целовали руки мертвому императору, затем положили его тело на носилки и на своих плечах отнесли к погребальному костру, а когда языки пламени поднялись вверх, многие тут же, у погребального костра, умирали той же смертью, которую выбрал себе их император. Такие сцены повторялись и в других преторианских когортах. Был ли это массовый психоз? Слишком мало — всего девяносто пять дней — правил Отон и ничего особенного не совершил, чтобы завоевать такую любовь и преданность, и вряд ли они так уж опасались мести Вителлия. Даже ненавидевшие Отона при жизни стали превозносить цезаря после его смерти, твердя, что даже Гальбу он убил лишь для того, чтобы установить в империи мир и справедливость.
Побывавший в тех местах через несколько лет Плутарх пишет, что видел собственными глазами скромную гробницу с надписью: «Тень Марка Отона».